Ян Керсшот - Никого нет дома

Постепенно внутри сознания формируется маленькая личность; кажется, она обитает в голове и говорит оттуда: «Я маленький мальчик (или девочка)», «Вот моё тело». Ум создаёт в голове мыслителя, точнее «думателя мыслей». Когда на ум приходит мысль, он утверждает: «У меня есть мысль»; когда возникает телесное ощущение (боль, например) - говорит: «Я это чувствую». Так человек все более, до полного - неразличения, отождествляется с этой личностью внутри тела, которая постоянно сообщает себе: «Я почувствовал, Я подумал, Я добился, Я свершил» (ведь действительно, вместо того, чтобы сказать «была боль», обычно говорят «мне было больно»). Возникает ощущение личного делания 8.

Это ощущение - медленно приобретаемая привычка. В большинстве случаев она появляется в возрасте двух-трёх лет и достигает полного развития к младшему подростковому возрасту. Медленно, но верно человек начинает отождествляться с собственной личностью, обликом и тем, что делает. Как метко выразился Дуглас Хардинг 9: «Он наконец становится членом всемирного клуба людей. То есть из-за сильного, неустранимого ощущения личного деланья все время ходит по кругу, подвластный законам причинности, времени и пространства. Возникает совершенно новая реальность - мир идей; ребёнок стал взрослым. Сущностная составляющая никуда не делась, она - неизменная основа, но личностная «компонента» все больше перекрывает изначальную открытость.

Лицом к зеркалу

Когда в итоге выявишь все то, чем не являешься, -

Останешься с пространством осознания 10 .

Адьяшанти

Давайте вернёмся к тому периоду, когда человек еще не индивидуализирован, то есть не отождествлён с личностью. В раннем детстве кажется, будто живёшь в сказочном мире. Каждый, наверное, помнит, как не слушал когда-то своё эго с его страхами и вожделениями, планами и целями. Ребёнок един с миром. Например, он не узнает себя в зеркале. Взрослые ставят его напротив отражения, а он реагирует на него так же, как кошка, - полным безразличием. Однако проходит год-другой - и ребенок говорит на отражение: «Вот мой маленький друг»; но еще не утверждает: «Тот, кто в зеркале, - я».

И только после непрестанных повторений родителей и старших детей: «Видишь? Это ты» - ребёнок начинает в это верить. Попеременно указывая на него и на отражение, они твердят: «Этот маленький мальчик (девочка) - ты». И постепенно видение мира от Первого Лица, в котором человек - открытое внимание, сменяется на видение от Третьего Лица, каковым нас воспринимают другие. Это последнее - не что иное, как концепция третьей стороны, внешнего наблюдателя. Так представление, составленное о ребёнке другими, приобретает все больший вес в ходе формирования его представления о себе. Чистое распознавание постепенно заслоняется процессом идентификации. И вместо того, чтобы жить из собственного центра восприятия, он под давлением внешнего мира начинает видеть свою жизнь с точки зрения третьего (воображаемого!) лица. Превращаясь по сути в актёра, все время играющего на невидимого зрителя.

Родители не устают повторять, что образ по ту сторону зеркального стекла и есть отражение их любимого чада, и ребёнок в итоге в это верит. Несмотря на то что образ отстоит на метр-два и находится в какой-то иной комнате и несмотря на то что он двигает, к примеру, правой рукой, когда двигаешь левой, - концепция усвоена. Конечно, в детском возрасте мы не способны проанализировать эти отличия, но, все ещё смотря на мир из своего центра - от Первого Лица, - отчётливо видим, сколь отличны от образа в зеркале (это подобно тому, как собственный живой голос слышится совсем иначе, чем он же, но звучащий в записи). Иными словами, некто сторонний наделяет человека новой идентичностью, указывая на него и называя.

Поскольку другие члены семьи постоянно показывают ребёнку семейные фото и домашнее видео, демонстрируя, как он им видится, тому ничего не остаётся, как принять их точку зрения и отбросить собственное открытое и чистое восприятие. Причем не только лишь другие стремятся наделить человека новой идентификацией, но и сам он немало способствует этому процессу. Ибо память подсказывает ему, что изо дня в день в зеркале появляется одно и то же лицо. И он надевает на себя эту маску, заимствованную у зеркального образа. Отождествляет себя с ней, с лицом на фотографии в паспорте, с телом, с именем и даже с одеждой. Полностью забывая, как ощущал себя и мир в Первом Лице, и обменивая непосредственный жизненный опыт на то, что говорят о жизни другие.