Анатолий Бурак - Оружие возмездия

Когда до вожделённой плоти осталось метров пять, Ганс прыгнул, одним махом настигнув жертву и, заломив шею, не сильно, чтобы не убить, так как мёртвая кровь не принесёт никакой пользы, впился клыками в призывно пульсирующую вену.

Гены рядового Шварцкопфа не несли родовой памяти и основанного на ней страха быть обнаруженным. А, потому, не сдерживаясь, он выпил первого донора досуха, с трудом заставив себя оторваться от ещё тёплого горла, когда перестало биться сердце несчастного. Бросив тело в кусты, вампир облизнулся и, словно извиняясь пожав плечами, скрылся в чаще.

Однако этот жест был вызван не угрызениями совести, отнюдь. Разве испытывают люди неловкость перед обезглавленной курицей? Просто, насытившемуся организму в одночасье сало тесно в неудобной, сковывающей движения одежде. И, напрягая мышцы, Ганс всерьёз подумывал, не заставить ли набивший оскомину френч лопнуть по швам. Но, поскольку, инициация произошла только сутки назад, а первая кровь ещё не успела разложиться, заражая изменённый организм высокотоксичными продуктами распада, благоприобретённые, а, точнее, буквально вбитые в подкорку муштрой навыки взяли верх над безусловными рефлексами.

Ганс оправился. Затем, принюхавшись, и с удовольствием обнаружив, что форма не испачкана ни каплей крови, устремился к санаторию.

Он больше не испытывал надобности в прогулке. Процессы, происходившие во внешнем мире, тоже интересовали мало. Он сыт. В пределах досягаемости нет никакой опасности, грозящей уничтожением. А, следовательно, единственным желанием было как можно скорее добраться до укрытия и завалиться спать.

До полного отравления, деградации до состояния живого трупа и, как следствие, разрушения личности было ещё далеко. Года три а, может, даже все четыре. Редко кто, будучи инициированным, но не обладавший соответствующим, доставшимся в наследство от предков набором ДНК мог протянуть дольше.

Запах страха, проникая под дверь, заставил проснуться до того, как чуткий слух распознал осторожные шаги. Сквозь портьеры проникало крайне мало света, но Ганс и так знал, что до наступления темноты ещё очень и очень далеко. Он неслышно приблизился к окну и, зажмурившись, раздвинул шторы. Даже сквозь плотно смеженные веки, солнце больно обожгло зрачки. Но и доли секунды хватило, чтобы понять, что этот путь отрезан. Во дворе, заняв удобные позиции, позволяющие вести перекрестный огонь сидело, как минимум пять автоматчиков. Эх, если бы сейчас была ночь! Спать хотелось неимоверно но, понимая, что в данной ситуации сон равносилен смерти, он упал на корточки и подполз к двери.

Как минимум четверо. Двое в одном конце коридора, и столько же в другом. И в комнате, расположенной напротив, выход из которой чуть левее, тоже спрятались трое. Итого — десять хорошо подготовленных и, самое главное, умеющих пользоваться оружием, мужчин. Пожалуй, даже в темноте он бы не справился. Уйти — ушёл бы. И даже, возможно, победил бы в рукопашной. То есть, это была бы не схватка, ибо разве похожа на бой ситуация, когда голодный волк попадает в овчарню? Но в данном конкретном случае, Ганс оценил свои шансы, как минимальные и, скрепя сердце, предпочёл не рисковать. В конце концов, не всё же время его будет охранять целая толпа? А с наступлением сумерек возможность освободиться станет более реальной.

— Рядовой Шварцкопф! — Пророкотал снаружи усиленный мегафоном голос. — Вы арестованы по подозрению в убийстве вышестоящего офицера. Предлагаем сдаться и выйти с поднятыми руками. В случае отказа, открываем огонь на поражение.

Ганс сорвал с подушки наволочку и, надеясь, что у тыловых крыс из комендантского взвода не сдадут нервы, приоткрыл дверь, и помахал импровизированным белым флагом.

Уже когда руки завели за спину, и кто-то вытащил наручники, мелькнула мысль, что сейчас самое время начать атаку. Автоматом он завладеет без проблем…

Но, может, потому, что на дворе ярко светило солнце, а, возможно, по какой-то иной причине, задержанный решил оставить всё как есть. Да и, куда бежать человеку, все чаяния которого связаны с Великим Рейхом?

Мишель судорожно сглотнул и припал глазами к небольшой щели, служившей одновременно окном во внешний мир и единственным источником свежего воздуха. В бараке царили сумрак и затхлость. К тому же, в ста метрах располагалось кладбище, если, конечно, так можно назвать огромную яму, до половины заполненную обескровленными трупами. Тела сбрасывали, как попало, присыпая тонким слоем земли, а сверху наваливали новые. Тучи огромных мутировавших мух вились над жутким карьером. К счастью, комендант консервационного лагеря тщательно заботился о дезинфекции. Следствием чего были разъедающие кожу и заставляющие слезиться глаза кучи хлорки, насыпанные тут и там.