Наконец, мы на четвертом. Обливаемся потом с ног до головы, дыхание сбито, как после спринта на стометровке. Скользкий палец то и дело съезжает со спускового крючка, который я незамедлительно нажму, стоит кому-нибудь громко пукнуть. Даже если этим человеком окажусь я сам.
Дверь в пятнадцатую квартиру открыта, как и все остальные. Я ожидал этого, но внутри все равно что-то обрывается и с немым ужасом улетает вниз. Родителей мы там уже не найдем -- это ясно. Но что мы найдем? Или кого?
Стараясь не выказывать ужаса, сковавшего все мышцы, киваю брату: "входим".
13:30
Квартира пуста. Точнее, она полна -- все вещи на месте. Мой отец не идиот, чтобы тащить с собой в конец света любимую зубную щетку. Телевизор с сорок седьмой диагональю и функцией 3D, куча сопутствующей аппаратуры, стереосистема -- все осталось в неприкосновенности. В наше время любая вещь, если она не съедобна, не стреляет и не режет, ценится не больше, чем кухонный нож или булка хлеба во времена былые. Забавная рокировка.
Спешно обыскиваем все комнаты. Ни живых, ни мертвых, ни "прокаженных". Ваня запирает дверь, и ноги мои, наконец, подкашиваются. Я оседаю на пол с протяжным вздохом облегчения. Если то, что свалилось у меня с души и можно назвать камнем, то размером он с кусок, который давным-давно откололся от Земли, образовав Луну. Женя приходит в себя на диване, блаженно улыбаясь.
-- Значит, ушли... -- полушепотом говорит он. -- Слава богу!
-- Бога благодари за ту жопу, в которой мы оказались, -- возражаю ему. -- Слава папе, что не стал вошкаться, а свалил отсюда, как только запахло жареным.
-- Пацаны! -- зовет нас с кухни Ваня. -- Идите скорее! Хорошие новости еще не кончились.
Точно на крыльях, влетаем с братом в кухню. У холодильника стоит Ваня. В одной руке магнит в форме земляники с наполовину отломанным зеленым лепестком, во второй -- записка.
13:35
Перечитываю записку в пятый раз. Пять простых предложений. Пять самых пронзительных предложений в моей жизни:
"Максимка и Женечка, это папа и мама. Не надо было приходить. Мы ушли с солдатами гражданской обороны. Встретимся на ближайшем пункте эвакуации. Без вас дальше не пойдем".
Почерк матери, слова отца, за исключением первой фразы.
На глаза брата наворачиваются слезы. У меня тоже ком в горле. Ваня улыбается от уха до уха, хлопает нас обоих по плечам:
-- Я же говорил! Они вырвались!
13:55
Эйфория от столь прекрасной новости пробуждает в нас адский аппетит. Не выдержав, открываем пакеты и проглатываем по нескольку булочек, запивая колой. В последний раз еда казалась мне такой вкусной, когда три года назад врачи сообщили, что опухоль в моей щитовидной железе излечима, и я буду жить. Непередаваемое ощущение, которое я никому не пожелаю испытать.
-- Пять минут до обеда, -- напоминает Ваня, пережевывая четвертый по счету круассан.
Да, я знаю. И, тем не менее, не хочу звонить Михасю. На сей раз я желаю оттянуть момент счастья, насладиться им вдоволь, прежде чем услышу дурные новости. Конечно, Михась мог найти дома такую же записку, но тогда почему он сам не звонит? Возможно, по той же причине, что и я?..
-- Михась, Михась. Прием! Это Макс. Ты слышишь?
Я стараюсь гасить в голосе ликующие нотки. Если моему другу повезло меньше, последнее, что он захочет услышать -- мой радостный визг.
Спустя десять секунд рация с жуткими помехами и треском отзывается голосом Михася:
-- Макс, прием. Это Миша.
Тон скорее сдержанный, чем радостный, но уж точно не убитый горем. Уже неплохо.
-- Как у вас? -- спрашиваю. -- Нашли что-нибудь? Прием.
-- Нет. У нас пусто. В квартире никого.... А у вас? Прием.
-- Тоже... -- и, спустя секунду: -- Но мы нашли записку. Прием.
Не выдержал. Неумение держать свое счастье при себе -- один из моих пороков. Если бы я знал, к чему это приведет впоследствии, откусил бы себе язык.
Пауза, как если бы Михась переваривал услышанное.
Потом:
-- Поздравляю. Рад за вас. Их эвакуировали?
Все так же сдержанно, но в голосе явно прослеживается напряжение.
-- Да. А у тебя? Нашел что-нибудь?
-- Нет... Записки не было... Прием.
-- Поищите лучше. Прием.
-- Если бы была, ее бы оставили на самом видном месте, -- вот теперь в голосе отчетливо зазвенела натянутая струна. Главное, чтобы она не лопнула. -- В любом случае, мы перевернули все вверх дном. Прием.
-- Скажи ему, что они тоже ушли, -- как будто предчувствуя беду, суфлирует сзади Женя. -- Скажи, что ушли.
Нажимаю на резиновую кнопку рации:
-- Михась, они наверняка тоже эвакуировались. Прием.
Читать дальше