Admin - i af0d3b7246f951a5

— Знаешь, я не знаю, что ждет нас в этой иммиграционной службе.

— Знаю. И я не знаю.

Вацлав вздохнул и все-таки рассмеялся.

— Нет, серьезно. Какого черта предыдущие экспедиции забыли в Арчидинских Степях?

— Ты боишься, что здесь ловят всех случайно забредших путников?

— Стас говорил, что здесь осела львиная доля всех пропавших экспедиций. Но почему? Неужели никто не решился прийти ко мне, или дяде Бориславу, кстати, он еще меньше походил на тирана, чем я, и сказать, что единственная достопримечательность Трехречья — это семисотлетний воспреемник? Все же остальное вообще не представляет ни малейшего интереса.

— Может и вправду пороху не хватает.

— На что? Видишь ли, в Верхней Волыни не принято подвергать дисциплинарным взысканиям за то, что экспедиция принесла отрицательный ответ. Отрицательный результат, Милан, это тоже результат, и на его получение нужно затратить не меньше сил и времени, чем на положительный. А все эти сказки о Трехречье и ни одной результативной экспедиции за все эти годы. Нет, я понимаю, что Димочка не исповедуется перед каждым встречным. В его интересах сохранять ореол таинственности вокруг себя и вокруг своей страны. Это помогает ему удовлетворять любопытство и делать деньги.

— Деньги? — переспросил Милан.

— Ну, хотя бы на обмене. Обратил внимание на маржу?

— Еще бы.

— К тому же, здесь не дают кредита. Меняют десять тысяч и все. Кстати, с учетом местного уровня цен, это неплохие деньги. Трехреченская река приблизительно равна по покупательной способности нашей короне. А десять тысяч корон...

— Да, это немало, — согласился молодой человек.

— Честно говоря, я бы не стал менять такие деньги, если бы сразу был в курсе местных цен.

Милан кивнул. Он уже думал об этом.

— За последние двадцать лет, Милан, вернулись считанные единицы. И то, что они рассказывают, буквально не лезет ни в какие ворота. Можно подумать, что все, чего они добиваются, это создать вокруг Трехречья максимально возможный ажиотаж и привлечь сюда больше туристов.

— Думаешь, они получают процент от доходов у Володимира?

— Мог бы подумать и это, если бы экспедиции не оседали где-то на стороне. Знаешь, мне думается, что здесь замешан еще какой-то третий интерес. А здесь выбор не так уж и велик. С теми дорожными документами, которые оформляет моя канцелярия в Медвенке, а все научные экспедиции идут исключительно через меня, они не могут уехать дальше Арчидинских Степей. Значит здесь выбор — Степи, Светлогория, Угория, Гуцулия, Поморье, Полесье, и, пожалуй, все. Трехречье можно сразу отмести, учитывая опыт наш и Стаса.

— Светлогорию, Угорию и Гуцулию я бы тоже отмел, — проговорил Милан.

— Согласен. Насчет Полесья и Поморья у меня лично наличествует твердая уверенность, что они тут не при чем.

— Почему?

— Мы поддерживаем с ними кое-какие контакты. А информация имеет свойство просачиваться. Я бы даже сказал, неотъемлемое свойство.

— Значит Степи?

— Значит Степи. В принципе, судя по отзывам Димочки, на эту роль подошло бы и Великое княжество Московское, но там граница, а значит другой пропускной режим. Не каждый же имеет при себе князя, что бы подписать недостающие документы.

— Везет же людям, — автоматически поддакнул Милан и засмеялся. — Вацлав, надеюсь, ты не сердишься? Ведь я старательно говорю тебе ты...

Вацлав засмеялся и покачал головой.

— С тобой все ясно. Ладно, зови ребят, а я закажу завтрак. Поговорим за едой.

Милан отправился в номера Яноша и Стаса. Сначала он заглянул к Яношу, зная, что он любит поспать и ему нужно время, чтобы собраться. Но молодой человек уже был одет и ждал его.

— Привет, Милан.

— Ты встал? — удивился тот.

— Давно. Просто не хотел будить тебя и Вацлава. Вы же совсем замаялись, развлекая трехреченского воспреемника.

— А Стас?

— Я не заходил к нему. Знаешь, мы и так с ним проводим вдвоем много времени. Поверь, ни он, ни я не стремимся продлевать это удовольствие без особой к тому необходимости.

— Вы не ладите? — озаботился Милан. Он вполне мог это понять. Милан и сам считал Стаса не в меру замкнутым человеком. А Янош, в сущности, еще совсем ребенок...

Янош пожал плечами.

— Не то, что не ладим, нет. Просто, всякий раз, когда он разговаривает со мной, у меня складывается впечатление, что он снисходит ко мне. То ли к моему уровню развития, как он его себе представляет, то ли к моему более чем скромному положению. Я бы не удивился, если бы дело было в Угории. Там это бы выглядело снисходительностью по отношению к несчастному рабу. А здесь... Ты же говорил, что у вас в Верхней Волыни нет рабства?