Майкл Коннелли - Револьвер для адвоката

– Я не знаю, что конкретно было сломано у жертвы.

– Да, конечно. Вот вы утверждаете, что подсудимый вас душил. Но ни в полицию, ни за медицинской помощью вы не обращались…

– Я был рад остаться в живых.

– И остаться на работе, верно?

– Не понимаю вопрос.

– В ту же ночь, после этой, как вы говорите, не на жизнь, а на смерть борьбы, вы вышли на работу. Разве не так?

– Не припоминаю.

– А если я предъявлю деловые книги мистера Лакосса, в которых зарегистрированы ваши вызовы, припомните?

– Если я и работал в ту ночь, то только потому, что он меня заставил. Он мне угрожал.

– А скажите, подсудимый душил вас одной рукой или двумя?

– Двумя.

– Вы взрослый человек. Вы защищались?

– Я пытался, но он намного больше меня.

– По вашим словам, вы очнулись пристегнутым к шесту. А где вы находились, когда подсудимый вас душил?

– Он схватил меня, как только я впустил его в квартиру.

– Он схватил вас сзади?

– Ну да, типа того.

– Что вы имеете в виду, «типа того»?

– Он положил мне сзади на шею ладонь и сжал ее, а я пытался вырваться, потому что решил, что он хочет меня убить. Но потерял сознание.

– Тогда почему вы только что заявили, что подсудимый душил вас двумя руками?

– Ну, просто, ведь так и было. Руками, ладонями.

Я взял небольшую паузу, чтобы у присяжных было время подумать. Похоже, в паре мест я удачно подорвал доверие к Гудричу. Решив, что пока все идет неплохо и следует попробовать кое-что выведать, следующий ход я сделал наобум. Тот, кто дает показания по доброй воле, обычно что-то хочет получить взамен. Гудрич, очевидно, жаждал мести, но интуиция подсказывала мне, что это было не все.

– Мистер Гудрич, вас ни в чем сейчас не обвиняют? В каких-то мелких или крупных преступлениях?

На долю секунды Гудрич бросил взгляд на стол обвинения.

– В округе Лос-Анджелес? Нет.

– А в другом округе?

Гудрич неохотно признался, что в настоящее время его обвиняют в приставании к мужчине на улице в округе Ориндж, однако отверг предположение, что он дает показания в обмен на помощь в своем деле.

– Больше вопросов нет, – произнес я голосом, в котором сквозило презрение.

Форсайт попробовал обелить ситуацию и повторно произвел прямой опрос, пытаясь внушить присяжным, что не помогал Гудричу и не давал ему никаких обещаний. Затем свидетелю разрешили покинуть трибуну. Я получил пару неплохих боковых ударов, но урон все же нанес. Свидетель помог обвинению, и к уже установленным прочным столпам – мотиву и возможности – добавился пункт «подобные действия в прошлом». Форсайт завершил представлять линию обвинения в четыре дня в пятницу, гарантируя мне на выходных беспокойный сон.

Наступил понедельник, шел мой черед предстать перед присяжными. Задача выстраивалась ясная: уничтожить то, что воздвиг Форсайт, заставить двенадцать присяжных изменить свою точку зрения. На предыдущих судебных процессах я ставил целью изменить точку зрения лишь одного из них. Раньше если я мешал присяжным заседателям прийти к единому решению, то почти приравнивал это к вердикту «невиновен». Окружной прокурор часто не хочет повторно разбирать дело и смягчает условия сделки. Когда ситуация складывается отвратная, дело нужно разрулить по возможности быстро и гладко. В окопах защиты это считается победой. Но не в данном случае. Не с Андре Лакоссом. Конечно, мой клиент не ангел, однако он точно не убийца. Я хотел, чтобы в день вынесения приговора все двенадцать богов вины одарили меня улыбкой.

Я сел за стол защиты, ожидая, когда приставы приведут из камеры Лакосса. Всех, кто находился в зале суда, предупредили, что автобус, везущий подсудимого из Центральной мужской тюрьмы, задерживается в пробке. Когда подсудимый прибудет, судья выйдет из кабинета, и сторона защиты сможет начать.

Я коротал время, изучая заметки, которые набросал для вступительной речи. Я заранее оговорил, что выступлю с ней в самом начале судебного процесса, пользуясь правом обратиться к присяжным до того, как представить линию защиты. Шаг всегда опасный, ведь может пройти несколько дней, пока присяжные не услышат доводы защиты и не увидят доказательства.

Форсайт представил свою речь двенадцатью днями ранее. Прошло слишком много времени, и могло сложиться впечатление, что точка зрения обвинения глубоко и надолго укоренилась в умах двенадцати человек. Однако я чувствовал, что присяжные сгорают от желания наконец-то услышать хоть что-то от стороны защиты, хотят получить отклик на мнение Форсайта, на представленное видео, данные экспертиз и вещественные доказательства. Все это было впереди.