Bill Browder - Red Notice (Russian Edition).

Вот и поговорили. Его слова звучали так убедительно и мне так хотелось в них верить, что я еще немного побродил среди гостей и ушел с вечеринки в приподнятом расположении духа.

Когда я проснулся на следующее утро, было еще темно. Январское солнце не спешило показываться часов до десяти. Я пошел на работу. Ко времени встречи с Борисом за окном опять стемнело. Ровно в четыре тридцать я вошел в банк «Ренессанс Капитал», располагавшийся в современном административном здании со стеклянным фасадом неподалеку от Белого дома — Дома Правительства Российской Федерации. Меня без церемоний отвели в переговорную комнату без окон, не предложив никаких угощений или напитков. Я сидел и ждал.

И ждал.

И ждал.

Через полчаса меня начали одолевать подозрения. Я вдруг почувствовал себя, как рыба в аквариуме, и стал оглядываться в поисках скрытых камер. Никаких камер видно не было, но я начал думать, что Борис обманул меня. Ничего хорошего это не сулило.

Я уже собирался уходить, как дверь наконец распахнулась, но вошел не Борис, а Леонид Рожецкин — тридцатиоднолетний юрист, эмигрировавший из Советского Союза и получивший образование в престижном американском университете из Лиги плюща. Я видел его до этого несколько раз (спустя десять лет после описываемых событий Рожецкина в ходе конфликта с некими деловыми партнерами убили в Юрмале).

Леонид, явно насмотревшись фильма «Уолл-стрит» [2], ходил в красных подтяжках поверх индпошивной рубашки с монограммой и воротничком на пуговичках, да и стрижкой напоминал Гордона Гекко, персонажа Майкла Дугласа. Он выдвинул стул из-под стола, сел, заложив ногу на ногу, и сплел пальцы рук, обхватив колено.

— Сожалею, но Борис не смог прийти на встречу, — произнес он по-английски с легким акцентом. — Он занят.

— Я тоже.

— Ну, разумеется. Что привело вас сюда сегодня?

— Вам это известно, Леонид. Я здесь, чтобы поговорить о «Сиданко».

— Да. И что?

— Если акции будут размыты, то потери фонда, моих инвесторов, в том числе Эдмонда Сафры, — с нажимом произнес я, — составят восемьдесят семь миллионов долларов.

— Да, это нам известно. В этом весь план, Билл.

— Что?

— Таков был план, — невозмутимо повторил он.

— То есть вы специально пытаетесь нас размыть?

— Ага, — подмигнул он.

— Но как же это возможно? Это ведь незаконно!

— Мы в России. — Он слегка отклонился назад. — Думаете, нас беспокоят такие мелочи?

Я подумал о своих клиентах. Об Эдмонде. В это было трудно поверить. Я тяжело откинулся на спинку стула.

— Леонид, вы можете пытаться объегорить меня, но среди моих инвесторов — известнейшие люди Уолл-стрит. Камень упадет здесь, но круги разойдутся повсюду!

— Билл, нас это не волнует.

Мы оба молчали, пока я осмысливал услышанное. Затем он взглянул на часы и встал:

— Если это всё, мне пора.

Я был просто потрясен. Спешно пытаясь придумать ответ, я выпалил:

— Леонид, если вы на это пойдете, я буду вынужден объявить вам войну.

Он застыл. Я тоже. Вдруг он разразился хохотом. Мы оба знали, как неправдоподобно это прозвучало. Но я и не думал брать свои слова обратно. Голова шла кругом. Воевать с олигархом в России? Только безумец отважится на такое.

Нервы были на пределе, но я стоял неподвижно. Его смех прекратился так же внезапно, как и начался, после чего он выпалил:

— Да неужели? Что ж, Билл, желаю удачи.

Затем он развернулся и вышел.

Я был так расстроен этой стычкой, что несколько секунд не мог пошевелиться, потом меня долго трясло от унижения и смятения. Как в тумане, я вышел из офиса «Ренессанса» на пятнадцатиградусный московский мороз и сел в подержанный «Шевроле-Блейзер», который мы недавно купили. Алексей завел мотор, и мы поехали к моему дому.

Просидев несколько минут в звенящей тишине, я прямо в машине достал телефон и набрал нью-йоркский номер Эдмонда. С нескольких попыток удалось дозвониться. Его помощница сказала, что Сафра занят, но я настоял на разговоре. Я сильно нервничал, ожидая соединения, но не мог не поставить его в известность, ведь нас собираются «кинуть» на восемьдесят семь миллионов долларов. Он воспринял новость спокойно, но был явно огорчен. Никому не нравится терять деньги, а Эдмонд, как все знали, ненавидел проигрывать. Когда я закончил говорить, он спросил:

— Что будем делать, Билл?

— Дадим отпор этим мерзавцам. Пойдем на них войной.

Я произнес эти слова, но они все равно звучали как чужие. Последовала пауза, слышны были лишь помехи на линии. Потом Эдмонд серьезно сказал: