Bill Browder - Red Notice (Russian Edition).

А они на участке были — да еще какие! К возведению загородной резиденции Степановы привлекли одного из лучших столичных архитекторов, который спроектировал два здания из немецкого гранита, стеклопрофилита и полированного металла в стиле техно-модерн общей площадью более тысячи квадратных метров. Увидев фотографии этих строений, я подумал, что они скорее могли бы принадлежать какому-нибудь топ-менеджеру инвестиционного фонда, чем сотруднице налоговой инспекции и ее мужу.

Затем мы переключились на Дубай. С помощью электронной базы данных по недвижимости без труда установили: вилла действительно существует, она была приобретена за 767 123 доллара и зарегистрирована на имя Владлена Степанова. К сожалению, две другие квартиры общей стоимостью шесть миллионов долларов еще не достроены и поэтому в базе не фигурировали. Мы знали о них только по денежным переводам со швейцарских счетов Степановых.

Эти швейцарские счета, словно ниточки, увязывали все части картины в единое целое. Через них не только были оплачены дорогие приобретения, на этих счетах лежало более десяти миллионов долларов, которые, по утверждению Перепеличного, появились примерно в то же время, когда под видом возврата налогов было совершено хищение. Если подтвердится факт существования счетов, то можно выпустить в серии «Каста неприкасаемых» такое зажигательное видео об Ольге Степановой, что стены Кремля побелеют.

Теперь все зависело только от подтверждения подлинности швейцарских счетов.

Было бы, конечно, здорово обратиться в «Кредит Свисс» и просто спросить, настоящие ли это выписки, но швейцарские банкиры скрытны и осторожны, так что ничего не скажут.

Я мог бы обратиться к знакомым из «Кредит Свисс», но знал, что и они не помогут. Разглашение конфиденциальной информации о клиенте — серьезное нарушение, которое карается немедленным увольнением, а я никого не знал настолько хорошо, чтобы кто-нибудь пошел для меня на такой риск.

Оставался один вариант — направить заявление швейцарским властям и посмотреть, что из этого получится. Мой лондонский юрист составил такое обращение. Когда все было готово, я спросил, сколько времени, по его мнению, займет ответ.

— От трех месяцев до года, — ответил он.

— До года? Это слишком долго. А нет ли способа их поторопить?

— Нет. Как показывает опыт, швейцарские власти очень неторопливы и займутся нашим вопросом ровно тогда, когда до него дойдет очередь.

Январь и февраль прошли без новостей, на исходе был март 2011 года. К середине месяца видеоролик о Степановой был готов. Он, несомненно, был лучше всех предыдущих. Мне не терпелось сделать следующий шаг, но сдерживало отсутствие ответа от швейцарцев.

Зато в конце марта мы узнали о кардинально новом повороте в российской саге по укрывательству преступления. Вячеслав Хлебников, ранее судимый за другие преступления, был приговорен за соучастие в хищении бюджетных средств. Российские силовики могли избрать козлом отпущения и посадить за решетку хоть сотню рецидивистов — меня это мало волновало. Здесь важно было другое — формулировки в обвинительном заключении Хлебникова. А там говорилось, что работники налоговых инспекций ни в чем не виноваты, они, дескать, были «не осведомлены о преступных действиях и замыслах» и «введены в заблуждение», когда одобрили за один день под конец декабря 2007 года возвраты из казны на миллиарды рублей.

Налоговые работники — это Ольга Степанова со товарищи.

Я решил, что это уже слишком. Ложь необходимо остановить. Сведения Перепеличного были достоверными: это знал я, это знали швейцарские власти, и об этом должен был узнать весь мир.

Видеоролик был выпущен двадцатого апреля 2011 года. Грандиозная реакция российской интернет-аудитории побила все предыдущие рекорды. К концу первого дня видео посмотрело свыше двухсот тысяч человек, к концу недели — почти триста шестьдесят тысяч, а к концу месяца — больше полумиллиона.

Ольгу Степанову окрестили «налоговой принцессой», и журналисты со всех уголков страны наперебой говорили о ней и ее муже. На телеканале НТВ даже показали интервью с мамой Владлена. Она жила в обычной однокомнатной квартире, а на вопрос о дорогостоящей недвижимости, номинально зарегистрированной на ее имя, ответила, что согласилась в обмен на то, что сын наймет для нее женщину приходить раз в неделю убираться в квартире. Сынок-миллионер даже не позаботился как следует о своей престарелой матери.