Холли Блэк - Черное сердце

Привет,

говорит Сэм. — Слушай, я тут вчера за обедом с Миной поговорил. Она очень извинялась. В общем и целом признала, что ты прав. Что она хотела с нашей помощью шантажировать Уортона.

Ну да? — Принимаюсь искать спортивные штаны, в конце концов нахожу их под кучей другой одежды в самом низу шкафа. Одеваюсь. — А она не сказала, зачем ей деньги?

Сказала, что хочет уехать из города. Я не очень-то понял, но вроде как в сделке между нею и Уортоном есть посредник. И этот тип не хочет ее отпускать, так что ей придется смываться. Как думаешь, может, это ее отец или мать?

Нет,

думаю о Гейдже, о себе самом, о Лиле и о том, что сказала миссис Вассерман, когда я сидел у нее на кухне: «Многим детям приходится жить на улицах, вступать в криминальные семьи и продаваться богатеям». — Вряд ли это ее родители.

Думаешь, мы можем ей помочь? — Спрашивает мой друг.

Во всем этом слишком много неувязок, Сэм. Если ей нужны деньги, шантажировала бы Уортона сама.

Но она же не может. Она боится его.

Вздыхаю. — Сэм…

Ты едва не сорвал с нее парик на глазах у изумленной публики. Не думаешь, что нужно как-то загладить вину? И потом, я ей сказал, что сыскное агентство «Шарп и Ю» от дела пока не отказалось. — Он улыбается, и я рад, что ему удалось отвлечься. Снова думаю о том, нравится ли ему Мина. Очень и очень надеюсь, что нет.

По-моему, она больна, Сэм,

говорю я. — Наверное, лечит Уортона и оттого болеет.

Тем более стоит ей помочь. Скажи декану, что он должен дать ей деньги. Объясни ситуацию. Ну, знаешь, дай понять, что она не одна. Уортон сам ее в это втянул. У нас и фотографии имеются.

Она водила нас за нос,

говорю я. — Возможно, и водит за нос и сейчас.

Да брось ты, Кассель. Она — прекрасная дама в беде.

Конечно, в беде,

чешу шею — порезался, пока брился. — Слушай, в субботу у меня отработка у Уортона. Он будет в кабинете один. Может, тогда и удастся с ним поговорить.

А вдруг Мина не может ждать до выходных?

Будем решать проблемы по мере поступления,

открываю свой ноут. — Да, а что это за буклеты?

А,

говорит Сэм. — Я должен подать заявки в колледжи. А ты как, собираешься?

Мне нужно спланировать заказное убийство,

подключаюсь к школьной беспроводной сети и запускаю поисковик. — Знаю. Странно, да?

Кассель Шарп: несовершеннолетний убийца,

Сэм качает головой. — Прямо хоть комикс издавай.

Усмехаюсь. — Только если будешь моим коротышкой-корешем в спортивном костюме.

Коротышкой? Да я выше тебя! — Сэм садится, и пружины кровати стонут, подтверждая его правоту.

Улыбаюсь ему:

В моем комиксе — нет.

Убивать кого-то — все равно, что кого-то обманывать. Требуются примерно одни и те же навыки.

Может, федералы и собираются держать меня в неведении, но вот я-то должен следовать собственному чутью. Если что-то пойдет не по плану, мне придется импровизировать. А для этого необходимо тщательно изучить свою жертву.

Паттон — фигура общественная. Узнать подробности его жизни совсем не трудно — они подробно разбираются в прессе, все его ошибки подмечены его противниками. Разглядываю его фотографии, пока каждая черта его лица не становится мне знакомой, пока не замечаю границу грима на шее, пока не вижу, как он зачесывает редкие седые волосы и одевается в тон содержанию своих речей. Смотрю на снимки: на них он дома, на гонках, целует младенцев. Сосредоточенно изучаю колонки новостей и сплетен, а также ресторанные рейтинги, чтобы понять, с кем он встречается (очень и очень со многими), какую еду предпочитает (спагетти Болоньезе), что обычно заказывает на ужин (яичница с тонким кусочком поджаренного белого хлеба и сосиски из индейки), и даже какой пьет кофе (со сливками и сахаром).

Его охрану я тоже исследую. Обычно при нем двое телохранителей, которые повсюду его сопровождают. Не всегда одни и те же — но у них у всех сломанные носы и кривые улыбочки. Я нашел несколько статей о том, что Паттон на деньги налогоплательщиков нанимает в охранники бывших мафиози — людей, которым он лично даровал помилование. Без них он и шагу не ступает.

Просматриваю несколько роликов на YouTube — Паттон разглагольствует о теории заговора, мастерах и сильном правительстве. Вслушиваюсь в его легкий акцент, в то, как он старается отчетливо выговаривать слова, как делает паузу перед тем, как сказать то, что представляется ему особенно важным. Смотрю, как он жестикулирует, протягивая руки к зрителям, словно надеется заключить их в свои объятия.