Речь идет о культурологическом построении определенного образа современного расового мира, как достаточного основания унитарной системы глобальных отношений, которыми могло бы управлять мировое правительство.
Оно «возлагает» на самого себя право селекции народов и неизбежно встанет на путь практической реализации расовой биополитики. Это его эзотерическая функция.
Потенциальная «элиминация» «неполноценных» может определяться не только биологическими критериями. Некая неопределенность критериев сохраняет возможность свободы принятия решений и действий. Главное состоит в понимании того ключевого обстоятельства, что определение достаточного массива «изгоев» позволит продолжить движение по традиционному пути экспансии рынка и демократии для избранных.
Но как возможна практическая реализация этой цели, если против нее восстает историческая память народов, дух созданных после Второй мировой войны международных организаций и сущность принятых документов, регулирующих международные отношения? Это возможно, если создать такую ситуацию, когда компрадорская элита различных стран будет брать на себя «работу» по занесению своих народов в разряд «неполноценных» в надежде получить за это ярлык «достойного» высшей расы.
Это может казаться невероятным, но самое невероятное подчас и осуществляется в истории.
Эту возможность, как представляется, открывает информационная глобализация.
Народы через современные средства информации «смотрят» друг на друга. Они живут в системе «информационных зеркал». В этой системе они оценивают подлинность и справедливость смысла своего бытия. Происходит духовный раскол населения, часть которого начинает верить в истину иных, теперь уже не местных смыслов.
Локоцентризм и топофилия «перемешиваются» странным образом, формируя духовный потенциал глобальной гражданской войны. Традиционные ориентации размываются и традиционные общества начинают приходить в хаотичные состояния. В этой ситуации новую жизнь и новый смысл получает идея столкновения цивилизаций. Страны, охваченные гражданскими войнами, начинают сами решать фундаментальную глобальную проблему. Вот почему, как правило, лишь одна из сторон получает поддержку сил, претендующих на лидирующую роль в современном мире. Эта ситуация была предвосхищена концепцией столкновения цивилизаций, сформулированной в 1993 г. Самуэлем Хантингтоном. Хантингтон исходил из внутренней несовместимости исходных оснований цивилизаций – западной, конфуцианской, японской, исламской, индуистской, славянско-ортодоксальной, Латиноамериканской и африканской. Синкретизм принципов критерия выделения цивилизаций – географического, культурного и религиозного не может смущать теоретика, если он за истину принимает исходный постулат несовместимости. Но это – априорный постулат. Опыт истории культуры XX столетия наглядно доказал реальность процессов культурного взаимовлияния и взаимодействия цивилизационных блоков Запада, Востока, Севера и Юга. Такие теоретики как Макс Шелер уже в начале ХХ в. анализировали процессы органических коммуникаций людей, принадлежащих к различным этносам, религиям и культурам 1 1 См.: Макс Шелер. Проблемы социологии знания. – М., 2011. – С. 41, 148–174.
. Хантингтон же утверждает, что великие разделения среди человечества и доминирующие истоки конфликта будут иметь культурный характер 2 2 См.: Huntington. The Clash of Civilizations // Foreign Affairs. 1993. – Vol. 72, p. 22–25.
. Вокруг идей Хантингтона и была развернута небывалая пропагандистская кампания. В итоге идея «культурной несовместимости» стала обретать характер массового предрассудка.
Этот массовый предрассудок стал получать свое наиболее рельефное фактическое осуществление применительно к выделенному отношению между западной и исламской цивилизациями.
Ключевым эмпирическим фактором такого выделения стала известная дата – 11 сентября 2001 г.
Террористический акт, осуществленный путем авиационной атаки на торговые центры в Нью-Йорке и на Пентагон, получил такую интерпретацию и такое официальное публичное освещение, что был воспринят как начало войны между западной и исламской цивилизациями. Вторжение в Ирак и Афганистан окончательно закрепило это представление.
Возникшая социально-психологическая ситуация имела ключевые следствия. Оказалось, что формирование в оккупированных Западом странах послушной администрации стало толчком для внутренней гражданской войны, которая обрела глобальный характер. Свидетельством этого стали события в Тунисе, Египте, Ливии и других странах Севера Африки и Ближнего Востока. Выявилась и другая особенность ситуации: движущей силой революционных сдвигов стал плюральный субъект. Его поведение определялось дирижерской функцией лидера. Именно поэтому замена неудобных лидеров стала рассматриваться как коренное условие успеха реализации новой глобальной политики. Происходящие события стали затрагивать массовые настроения в западноевропейских странах. В странах Западной коалиции под постоянным подозрением оказались как исламские, так и другие представители национальных меньшинств.
Читать дальше
