Года три?
Два года. Конечно, работали не вручную, но машиносчетная станция, кодирование, перфорация, дырочки – это что-то столь допотопное, что страшно вспоминать. Да и наше неумение – ведь это был наш первый социологический опрос, причем проводился он вместе с Центральным статистическим управлением РСФСР, но и оно нам тоже ничем не могло помочь. У нас на машиносчетной станции работало человек 10–15, а в математическом центре Ноэль-Нойман – три человека. Когда она привела меня туда, я спросила, сколько времени будет продолжаться работа с массивом из 3 тысяч анкет, который в тот момент обрабатывался. Она не поняла: «Как – сколько времени?» Я решила уточнить свой вопрос, но про годы вроде неудобно спрашивать, да и с месяцами, пожалуй, можно попасть впросак, – спрашиваю: «Сколько дней?» Она рассмеялась: «Если бы мы считали время обработки на дни, эти люди здесь бы давно не работали». Речь шла о двух-трех часах.
Короче говоря, я восприняла этот центр как некоторое организационное совершенство. Река информации, интенсивная и эффективная работа сотрудников, огромная региональная сеть, постоянно работающая школа для интервьюеров, причем те две недели, пока они учатся, им платят стипендию. А в 1989 году меня поразило, что все 12 лонгитюдных исследований Института демоскопии вел один-единственный научный сотрудник. В это было трудно поверить. Если бы я не посвятила два-три дня изучению этой удивительной организации, то, получив предложение организовать ВЦИОМ, скорее всего, ответила бы, что это слишком далеко от моей специализации. Конечно, я понимала, что мы никогда не дотянемся до такого уровня, но все-таки очень хотелось попытаться сделать что-то подобное, что-то в этом духе, что-то идущее навстречу… Говорят, «что русскому здорово, то немцу смерть», и действительно, думаю, что ни один немец не смог бы работать в таких условиях, в которых работали и работаем мы. Российская жизнь настолько своеобразна, что любая зарубежная идея или модель сама собой начинает перерождаться с учетом российских реалий. Поэтому и нам приходилось решать проблемы, о существовании которых немцы даже не подозревали, а если бы с ними столкнулись, то потеряли бы сознание. Одна из самых главных реалий, в которых мы существовали, состояла в том, что ВЦИОМ был создан не как независимый центр, а как организация при ВЦСПС и Государственном комитете по труду СССР. Все важные решения, которые мы принимали, – и организационные шаги, и подбор кадров – с самого начала шли под контролем руководства ВЦСПС, тогда как Э. Ноэль-Нойман была владелицей института, а это совсем другое дело. Правда, С.А. Шалаев, бывший в то время председателем ВЦСПС, относился к ученым с большим уважением и не только сам никогда ничего не диктовал, но и несколько сдерживал свое агрессивное окружение. Неоднократно члены Президиума и Секретариата ВЦСПС требовали закрыть ВЦИОМ, и каждый раз С.А. Шалаев отводил от нас эту угрозу.
Таким образом, имея в голове некоторую идеальную модель, т. е. представляя себе, что такое хорошо организованный и четко работающий центр изучения общественного мнения, мы с коллегами попытались воспроизвести в российских условиях нечто похожее в той степени, в какой это было возможно в наших условиях. Когда С.А. Шалаев предложил мне организовать и возглавить первый в стране специализированный центр по изучению общественного мнения, я сразу посоветовала ему обратиться к Б.А. Грушину, который всегда мечтал создать подобный центр. С ним уже велись переговоры, но не смогли договориться. В конце концов я согласилась взять на себя руководство ВЦИОМом, но при обязательном условии, чтобы заместителем был Борис Грушин. Такая ситуация на первый взгляд полностью устраивала нас обоих: мой первый заместитель был лучшим специалистом в стране в этой области, чуть ли не всю жизнь посвятил изучению массового сознания, а у него – достаточно терпимый директор, который, как он полагал, будет чисто формально исполнять свои функции. К сожалению, наш альянс оказался не очень долгим – меньше двух лет. За это время Б.А. Грушин сделал очень многое, он действительно в основном поставил работу по изучению общественного мнения. Потом он организовал собственный (частный) центр изучения общественного мнения VP, где уже был полным хозяином, и ушел из ВЦИОМа.
Если сравнить списки сотрудников ВЦИОМа бывших и настоящих, то бросаются в глаза очень сильные различия. Как Вы считаете, что сегодня осталось от ВЦИОМа образца конца 80-х годов?
Читать дальше