Алла Матвеева - Механизмы социализации личности в условиях постиндустриализма. Монография

Естественно, что роль духовной практики в формировании трудового потенциала личности на разных этапах ее жизнедеятельности принципиально различная. Молодые люди меньше настроены на абсолютные ценности своего бытия; они более прагматичны и функциональны; они не задумываются о смысле жизни, а их мышление более приземленное. Иное дело, люди зрелого возраста или престарелые люди: они в большей степени склонны к размышлениям о смысле жизни, более последовательно ориентированы на высшие, предельные основания и ценности бытия; они, возможно, менее активны физиологически, но зато гораздо больше молодых активны духовно и интеллектуально. Не случайно пору юности иногда называют порой временного инфантилизма. «Блажен, кто в юности был молод, блажен, кто вовремя созрел», – писал когда-то А. С. Пушкин.

Означает ли это, что в детстве или юности трудовой потенциал личности деформирован? Конечно, нет, поскольку речь идет о естественном состоянии трудового потенциала, находящегося в фазе формирования и развития. Но следует обратить внимание, что состояние трудового потенциала на этих этапах жизни человека оставляет ему (человеку) больший простор для реализации других различных конструктов (элементов) в его (потенциала) структуре: например, для реализации физиологических возможностей. Однако, состояние именно трудового потенциала определяет социальное самочувствие личности. Социальное самочувствие отражает, в свою очередь, особенности социальной позиции человека как общественного существа. Именно неразвитость трудового потенциала на ранних этапах становления личности как раз и предопределяет асоциальное ее поведение, ее индифферентность, равнодушие, социальную несамодостаточность, а порой – и антисоциальные проявления. Означает ли это, что личность такого человека не целостная? Естественно, поскольку целостность определяется зрелостью, когда, пользуясь словами Аристотеля, «целое мы определяем так: то, в чем ничего не отсутствует, а у чего что-то отсутствует и находится вне его – то не целое, что бы ни отсутствовало». Вывод греческого философа о том, что «целое и совершенное (законченное) либо тождественны, либо близки по значению» [345, с. 280] наводит нас на мысль что совершенствование как процесс «духовного делании» лежит в основе самого духовного потенциала.

Иначе говоря, именно духовный труд как «работа со смыслами» (В. Соловьев) созидает трудовой потенциал человека. И для осуществления такого духовного труда одинаково важны и научный поиск, и молитва, и новация, и традиция. Именно равновесие между всеми компонентами духовного труда повышает социальное самочувствие человека, делает его оптимистическим , когда личность ощущает свою сопричастность миру, верит в будущее, настроена на созидание, нацелена на осуществление добра. Нарушение же равновесия между компонентами духовного труда ведет к появлению пессимистического социального самочувствия, которое проявляется в нигилизме, неверии в будущее, в чувстве утраты перспективы, постоянном ощущении собственной ненужности и бесполезности.

Духовный труд представляет собой напряжение не только человеческого ума, но и человеческого сердца в поиске возможностей реализовать естественную способность личности к созиданию добра. Именно напряжение ума и сердца создают тот необходимый настрой души, который созидает дух, т. е. создает его предметность в деятельности человека, наполняет ею человеческие поступки, вводит ее в человеческую материально-предметную практику. Одухотворение результатов обычного физического труда посредством «духовного делания» (И. Ильин) означает, что вещи (артефакты) и институции (нормы), создаваемые человеком, приобретают некий духовный смысл , совершенно определенное моральное, нравственное, этическое и эстетическое значение. И тогда не только кадило или хоругвь, алтарь или дарохранительница будут являться сакральными по своему смыслу вещами. Но и все те вещи (блага), в которые человек вложил свою душу, свое сердце будут произведениями не только его физического или умственного труда, но и труда духовного.

Прав был И. А. Ильин, когда утверждал: «Хозяйствуя (трудясь – авт .), человек не может не сживаться с вещью, вживаясь в нее и вводя ее в свою жизнь. Хозяин (труженик – авт .) отдает своему участку, своему лесу, своей библиотеке не просто время и труд; он не только «поливает потом» свою землю, дорабатывается до утомления, до боли, до ран на теле; он творчески (выделено нами – авт .) заботится о своем деле, вчувствуется в него, радуется и огорчается, болеет сердцем (…) Это означает, что человек связывается с вещами не только «материальным» интересом, но и волей к совершенству, и творчеством (выделено нами – авт. ), и любовью» [155, с. 125]. В этих проникновенных словах русского философа звучит манифест человеческому труду, трудовой собственности, творчеству цельной личности. Поэтому можно с полным основанием сделать вывод о том, что когда духовность пронизывает трудовой потенциал личности, этот (трудовой) потенциал реализуется в виде социального творчества. Взятый вне духовности и без духовности трудовой потенциал личности обрекает ее (личность) на рутинный и бездарный труд, не более того. И хотя любой труд достоин человека потому, что само достоинство человека по отношению ко всему определяется его, человека, трудом (как родовой характеристикой самого человека), именно творческий труд как суть социальное творчество, наполненный высшими духовными силами и смыслами, отражает высшую (предельную) меру (степень) самореализации личности и ее самосовершенствования.