В связи с этим Козеллек проблематизирует понятие «модернизация» как эволюционный процесс, связанный с рациональным пониманием развития. Он утверждает, что со времен Французской революции фундаментальное представление о связи между прошлым, настоящим и будущим претерпело существенные изменения. Классическое рациональное понимание настоящего на основе опыта в результате перманентной социальной критики было дополнено горизонтами ожиданий. Тем самым истории было дано направление, которого у нее не было до эпохи Просвещения .
Из-за иллюзорности линии горизонта историческое время стало «ускоряться» по отношению к времени физическому. Вследствие этого основным признаком Современности стало непрерывное умножение новых неизвестных проблем, и это повлекло за собой убеждение, что опыт обладает ограниченными возможностями. Ускорение исторического времени вело к тому, что социальные и политические действия на основе опыта и идеологических ценностей попали в жесткий цейтнот, вследствие чего Современность переставала быть понятной. Поэтому именно горизонты ожиданий (а не опыт) стали тем способом, с помощью которого пытались «справиться» с Современностью . Неудивительно, что данные горизонты формировались на основе политически пристрастных идей и понятий, изучение которых приобретало центральное значение.
Таким образом, происходило формирование новых (или трансформация старых) понятий, сопряженных с меняющимися значениями, которые пытались предвосхитить будущее и были неспособны понять настоящее на основе анализа прошлого опыта. Однако политики уверенно пользовались этими понятиями в актуальной политической борьбе, наделяя их разными (зачастую несовместимыми) значениями . По сути дела публичная политическая дискуссия стала спором об интерпретации значений.
Изменение исследовательской перспективы, вызванное успехами школ речевых актов и Begriffsgeschichte, способствовало переключению внимания исследователей идеологий на изучение того, каким образом категории класса, свободы, солидарности, равенства и др. представлены в ключевых политических дискурсах. Такое видение исследовательской перспективы не оставляет места для унифицированной концепции идеологии и истории как телеологии, здесь предполагается взгляд на идеологию как на исследовательское поле, где соседствуют разные смыслы .
При этом результат конкуренции политических понятий не предопределен. Столкновение между различными политическими силами в борьбе за интерпретацию политических смыслов всегда имеет открытый сценарий и не может быть описан только с использованием причинно-следственного механизма. Хотя язык сам по себе не является причиной исторических перемен, он делает изменения возможными благодаря формированию специфических перспектив потенциальных политических действий.
Школы теории речевых актов и Begriffsgeschiche оказали большое влияние на исследовательское сообщество. Одним из побочных результатов этого влияния стала попытка разработать Metaphergeschichte (историю метафор), которая позволяет рассматривать историю интеллекта и историю литературы в тесной взаимосвязи [Begriffsgeschichte, 2002]. Однако подобный культурологический акцент в исследовании взаимодействия идеологии и истории уязвим со стороны критики тех, кто укажет на ограниченность перспективы только культурного и социального контекстов политических дискуссий. Взаимодействие политической и экономической реальности в условиях постфордистского капитализма превращает само человеческое сознание в производящую (а следовательно, эксплуатируемую и отчуждаемую) субстанцию. Можно сказать, что марксистское «проклятие политэкономии» вновь настигает идеологию. Попыткой преодолеть это «проклятие», не вернувшись в объятия «линейного» рационализма, стал антропологический подход к идеологиям.
Антропологическая культура в исследовании идеологий 6 6 Подробнее об этом [см.: Мусихин, 2012 b, c. 53–62].
Диалектический подход, предложенный для исследования взаимодействия культуры и идеологии Эрнстом Блохом, предполагает отказ от «стерильных» оппозиций, заданных традициями просвещенческого рационализма. Эрнст Блох, пожалуй, наиболее последовательно рассуждал о диалектическом характере идеологий в их культурном проявлении, посвятив свое творчество демистификации культурной гегемонии капитализма и нацизма, а также возможности идеологического противостояния силам фанатизма и террора. С этой целью он предложил свою известную «философию надежды», которая имела в его интерпретации как идеологические, так и антропологические черты, что свидетельствовало о непреодолимой двойственности «культурного производства». По мнению Блоха, идеология имеет не только негативное значение ложного сознания, мистифицирующего гегемонистские системы, но и положительный компенсаторный смысл, который состоит в проектировании альтернативной реальности освобожденного будущего [Bloch, 1985]. Благодаря такому подходу Блох смог увидеть идеологический след не только в «высокой культуре», но и в массовой литературе, архитектуре, спорте или одежде.
Читать дальше