Array Коллектив авторов - Политическая наука №4 / 2015. Сравнительные исследования мировой политики

Как в российском, так и в китайском академическом сообществе тенденция становления прагматичной науки МО, ориентированной на осмысление и реализацию национальных интересов, становится все более заметной. Основное влияние на эту тенденцию оказывают такие факторы, как внешнеполитический статус страны, внутренняя ситуация, социально-политический и культурный контекст, в котором развиваются международные исследования.

Сегодня уже ни для кого не секрет, что «коллективный Запад» не намерен отказываться от выстраивания миропорядка на основе своей глобальной гегемонии и что основными препятствиями в достижении этой цели американские политические элиты считают Россию и Китай. Учитывая высокую степень экономической и финансовой взаимозависимости Китая и США, Америка вынуждена вести себя с КНР относительно сдержанно. В отношении Российской Федерации, которая не обладает подобными ресурсами, Запад чувствует себя гораздо более «свободно». Поэтому против нее ведется «многомерная война» на истощение [Россия в глобальной политике, 2015, с. 166–177].

В составе внутренних факторов, оказывающих влияние на международные исследования, важнейшее место принадлежит трансформации национальной идентичности. В Китае в период его новейшей истории рубежным этапом на этом пути стали реформы Дэн Сяопина, в России – распад СССР. Так, китайские исследователи говорят о фундаментальном изменении национальной идентичности Китая с момента начала реформ и объявления открытости [Niu Xinchun, 2015]. В 1978–2008 гг. впервые отмечается появление в Китае среднего класса, хотя одновременно происходит и существенное расслоение общества по уровню доходов. Класс состоятельных людей – носителей новых смыслов либеральной идентичности – характеризуют растущие претензии на лидерство в международных отношениях, которые, впрочем, еще не подкреплены технологическими и культурно-образовательными новациями (сохраняется положение «догоняющего») [Грачиков, 2015, с. 164].

Как известно, процесс формирования и изменения идентичности связан с сопоставлением и противопоставлением Я и Другого, Эго и Альтер. Однако в культуре отношений имперского Китая с окружающим его миром (до 1911 г.) не было ничего похожего на «международность», поскольку отсутствовала обычная для западного понимания структура, в которой «Я» противопоставлялось «Другому» [Qin Yaqing, 2010]. Теперь же впервые появляется коллективная идентичность, включенность в институты мировой системы. Одновременно возрождается восприятие Китая как великой державы, реализуется глобальная стратегия «выхода за рубеж» («цзоучуцюй чжаньлюе») [Zhongguo, 2011, p. 1–17], которая наталкивается на жесткое противодействие практически всех крупных держав, т.к. Китай вторгается в уже поделенное пространство [Zhang Shiping 2009]. С приходом к власти Си Цзиньпина в 2009 г. в Китае связывают формирование идентичности глобальной державы: попытки структурирования собственного, без США и Европы, геополитического и геоэкономического пространства. Китай выдвигает глобальные инициативы по созданию нового международного порядка, основанного на китайских традиционных ценностях, которые предлагаются в качестве глобальных.

Что касается России, то развал Советского Союза повлек за собой утрату как коллективной (принадлежность к «единой семье советских народов» и к «мировой системе социализма»), так и ролевой идентичности (одна из «сверхдержав» и лидер мирового рабочего и коммунистического движения). Попытка найти новую коллективную идентичность через «присоединение» к «сообществу цивилизованных стран» едва не закончилась полным экономическим крахом и утратой внутреннего и внешнего суверенитета. Потребовались годы преодоления тяжелых экономических испытаний и трудного вхождения в мировую политику на правах самостоятельного и авторитетного игрока – процессов, которые остаются незавершенными и поныне. Постепенно опыт взаимодействия с евро-атлантическим сообществом создал у значительной части российских правящих элит и политического класса страны устойчивое представление о нежелании «партнеров» идти на равноправное сотрудничество и признавать право России на собственные интересы, на внутренний и внешний национальный суверенитет. Запад все больше воспринимается как Другой с отрицательным знаком, а российская идентичность – как не-Западная. Рубежными в этом смысле стали 2007-й («мюнхенская речь» Путина), 2008-й («пятидневная война» с Грузией) и 2014 годы (кризис вокруг Украины) 2 2 Весьма характерно, что эти же годы отмечаются китайскими учеными как рубежные в становлении глобального Китая: 2007 г. – запуск первой китайской противоракеты как «начало конца» американской гегемонии, 2008 г. – проведение летних Олимпийских игр в Пекине и триумфальная победа китайской команды как очевидное подтверждение мирового статуса и влияния Китая, 2014 г. – подписание газовых и нефтяных контрактов, 2015 г. – совместное с Россией празднование 70‐летия Победы над фашизмом в Москве и Победы Китая в антияпонской войне как демонстрация стратегических отношений между Россией и Китаем. . Вместе с тем значительной является и та часть общества, политического класса и национальной элиты, которая идентифицирует себя с Западом (главным образом с Европой). При этом в России кризис идентичности протекает более болезненно по сравнению с Китаем, который никогда не считал себя частью Европы / Запада, всегда настаивал на неповторимости своей культуры и на собственном пути развития 3 3 В 2014 г. отдел пропаганды ЦК КПК инициировал идеологическую кампанию «Китай должен идти собственным путем». , хотя и стремился избегать конфликта с Западом.