Здесь следует отметить, что еще Р. Челленом, признававшим не только примат территориального и природного фактора в политике и географический детерминизм, но и ментальные свойства народов как геополитических субъектов, отмечалась вечность действия известной формулы: «Когда английский чиновник восклицает: “Right or wrong, my country” [“Права или неправа, но это моя страна”], то в основе получается парадоксальный перифраз того, что он имеет в виду: отечество никогда не может ошибаться» [7]. Импульс же, заданный апелляцией к общечеловеческим ценностям, имел долгосрочные и в известной степени обезоруживающие последствия для Военной доктрины России. Опуская изложение выдержек из доктрин, выходивших в 1993 и в 2000 гг., отметим, что и в документе, датированным 2010 г., констатировалось (ст. 7): «Мировое развитие… характеризуется ослаблением идеологической конфронтации, снижением уровня экономического, политического и военного влияния одних государств (групп государств) и союзов и ростом влияния других государств, претендующих на всеобъемлющее доминирование, многополярностью и глобализацией разнообразных процессов» [8]. Такая формулировка может быть истолкована как игнорирование традиционных устремлений глобальных игроков, ценности и интересы которых никуда не исчезли. При этом за полтора года до утверждения доктрины, в августе 2008 г., России пришлось участвовать в пятидневной войне на Южном Кавказе. США же стояли за спиной режима Саакашвили и фактически выступили стороной конфликта. Действия Вашингтона имели, несомненно, идеологическую подоплеку в виде постоянного и никогда не прекращавшегося стремления к мировому господству, чего трудно не увидеть. Следует отметить и то, что уже через несколько месяцев после выхода указа президента России об утверждении Военной доктрины, в конце 2010 г., началась «арабская весна», в ходе которой произошла насильственная смена режимов в ряде стран исламского мира. США открыто поддержали происходящее, вновь руководствуясь своим видением мирового устройства.
Итак, только в Военной доктрине Российской Федерации 2014 г. оказалось впервые зафиксировано положение о том, что мировое развитие характеризуется в том числе и соперничеством ценностных ориентиров и моделей развития, а также то, что происходит поэтапное перераспределение влияния в пользу новых центров экономического роста и политического притяжения (ст. 9). Фактически было зафиксировано смещение геополитического противоборства в ценностную, идейную сферу. Поскольку же об этом сказано в Военной доктрине, то правомерно утверждать, что Россия готова отстаивать свою систему ценностей в том числе и посредством военной силы.
Реинкарнация примата общечеловеческих ценностей
Политика всегда существует в рамках координат «свой–чужой». Нацию делает таковой оригинальная система ценностей, отличная от других. Если же остро встал вопрос об их отстаивании, то это означает, что оппонент ведет себя агрессивно и силой навязывает свои ценности. Правомерно ли утверждать, что именно такое давление оказывается сегодня на Россию? Для ответа на этот вопрос обратимся к доступным источникам. Так, несколько лет назад в России при поддержке посольства США вышла книга известного американского публициста Уолтера Рассела Мида «Власть, террор, мир и война. Большая стратегия Америки в обществе риска» [9]. Автор подробно разъясняет, что представляет собой американский проект глобального мироустройства. В основе большой стратегии Америки – мессианство, заключающееся в изначально присущем американцам стремлении «помогать иностранцам осознавать их собственное благо» [с. 17]. Сегодня же всем непонятливым приходится объяснять, что «американский проект строительства миропорядка становится вопросом выживания всего человечества. Те, кто придерживается этого взгляда, верят, что мы не вправе позволить миру идти своим путем, как это было до сих пор, когда нации и цивилизации боролись за первенство, невзирая на цену, которую приходится за это платить человечеству» [с. 17–18].
Характеризуя генезис складывания менталитета нации, поясняется, что, начиная с первых лет своей истории, «американцы всегда верили, что их ценности, как религиозные, так и политические, должны доминировать на планете» [с. 21]. В институциональном плане такие установки официально оформились уже в 20-е годы XIX в. в виде небезызвестной доктрины Монро, фактически ставшей первой геополитической и военной доктриной США. Тогда президент Джеймс Монро манифестировал недопустимость нахождения военных баз государств Европы или Азии на обоих американских континентах. И этого американцам удалось добиться. Мнения же граждан других стран двух континентов никто не спросил, наоборот, такой статус-кво считался и считается в США благодеянием для них. Как отмечает Мид, «время от времени наши неблагодарные соседи отвергали монополию США на власть, но это не поколебало решимости нашей страны по-своему решать военные вопросы. Во всяком случае, мы были намерены сами решать, что нам считать своим домом» [с. 26–27]. В дальнейшем же необходимость реализации торговых, экономических интересов обусловила глобальную экспансию США с целью обеспечить безопасность ведения национального бизнеса с опорой, в случае необходимости, на военную силу. Отметим, что тем самым для капитала создавались конкурентные преимущества. Сферой особого внимания США и их элит стала Евразия, на территории которой в принципе не должно возникнуть доминирующей державы, способной объединить ресурсы суперконтинента и бросить вызов Америке. Иными словами, в свои права вступила классическая геополитика. Неудивительно, что Мид убежден в правильности того, что в дальнейшем «доктрина Монро распространилась и на Европу» [с. 114]. Следуя этой логике, Мид совершенно искренне обосновывает недопустимость соперничества в мире, поскольку оно неизбежно ведет к войне. Следовательно, для США нельзя допустить формирования такого миропорядка, когда другие державы смогли бы стать конкурентами: только такой порядок позволит «выстроить систему, которая могла бы, по меньшей мере потенциально, положить конец тысячелетиям конфликтов между великими державами. Мы должны были строить систему сил, которая принесла бы длительный мир всему миру, т.е. совершить в мировом масштабе то, что в древности совершили на региональном уровне Египетская, Китайская и Римская империи» [с. 24]. Разумеется, в такую систему любая другая «империя» не вписывается в принципе.
Читать дальше
