Согласно широко распространенной оценке, «дело ЮКОСа» стало важнейшим событием двух первых сроков президентства Владимира Путина. Во многих отношениях оно в самом деле может рассматриваться как основной водораздел. В частности, последствия ареста Ходорковского, банкротства ЮКОСа и использования виртуальной компании «Байкалфинансгруп» для перераспределения основных юкосовских активов имели большое значение с точки зрения отношений между Россией и Западом. Разумеется, причина возникшей напряженности состояла вовсе не в том, что Кремль отправил в заключение деятеля, якобы предлагавшего российскому народу демократическую альтернативу. Разгромив бизнес-империю Ходорковского, Владимир Путин обозначил границы проникновения транснационального и американского капитала в ключевой сектор российской экономики. Демонстрация того, что основным распорядителем собственности в России остается российская власть, означала также, что во внешних сношениях Москва будет решительно претендовать на равноправное партнерство. К тому же «дело ЮКОСа» совпало с твердым дипломатическим оппонированием Москвы американскому вторжению в Ирак. С этого момента возможность полноценной интеграции России в американоцентричную систему глобального управления, которая достаточно серьезно обсуждалась в первые полтора-два года после террористических атак 11 сентября 2001 г. [см., напр.: Никонов 2002], перестала рассматриваться ведущими мировыми игроками в качестве актуальной опции.
Дело Ходорковского и Лебедева стало серьезной развилкой и для российской либеральной общественности. Еще в 1999 г. избирательный блок Союз правых сил, принявший эстафету представительства либеральной идеологии у Демократического выбора России, предпринял активные и небезуспешные усилия, чтобы присоединиться к будущей путинской коалиции победителей. Одобряя возобновление военных действий в Чечне, лидеры СПС чаяли увидеть в Путине нового Пиночета 1 1 Тень Пиночета прямо-таки преследовала российских реформаторов 1990-х. Их упования на то, что роль чилийского диктатора, обеспечивающего силовым ресурсом успех действий приглашенной команды неолиберальных экспертов, сыграет Борис Ельцин (впоследствии – Владимир Путин), наложили на сами реформы неизгладимый отпечаток. За этими надеждами скрывалось абсолютно обоснованное неверие в возможность провести такие реформы при наличии функционирующих институтов демократии [см.: Кляйн 2009]. В апологетической трактовке Евгения Ясина эта позиция представлена так: «Если хотите, создание демократической России – это та задача, которая была отложена в 92-м году ради радикальных экономических реформ. Но теперь, когда основные реформы уже сделаны и мы имеем рыночную экономику, дальнейшее ее развитие возможно только при демократии» [Ясин 2010].
, который не только подавит сепаратизм, но и сломит внутреннее сопротивление неолиберальному экономическому курсу. В результате СПС преодолел 5%-ный барьер и сформировал собственную фракцию в Государственной думе. Однако наличие в правительстве деятелей либерального толка, готовых после внесения определенных корректив продолжать линию гайдаровских реформ, ни в коей мере не было связано с электоральными достижениями СПС. На выборах 2003 г. для присоединения к коалиции победителей было уже недостаточно селективной поддержки действий власти – требовалось сформулировать свое отношение ко всем значимым аспектам ее политики, включая и кампанию против ЮКОСа. Нужно было отмежеваться от Ходорковского и, пусть с оговорками, поддержать Путина, либо, напротив, сделать низвергнутого олигарха своим знаменем и решительно порвать с существующим режимом. Руководство СПС не решилось ни на то, ни на другое, хотя под давлением оппозиционного информационного мэйнстрима и было вынуждено осудить действия власти в отношении высшего менеджмента ЮКОСа.
Образ жертвы своекорыстной власти, мужественное поведение Михаила Ходорковского на суде и в период заключения, незаурядный талант политического аналитика, побуждавший внимательно изучать его тексты «из зоны» и сторонников, и гонителей, способствовали сакрализации этой фигуры носителями либеральных взглядов. Эффект сакрализации оказался весьма противоречивым. Почитание Ходорковского в качестве безупречного борца с режимом допускало несколько интерпретаций прошлого опального олигарха. В одном случае нужно было говорить о прозрении высшего менеджмента ЮКОСа, решившего раз и навсегда отказаться от прежних методов стяжания богатства и пожертвовать своими активами и свободой ради становления в России институтов демократии, правового государства и свободного рынка, основанного на честной конкуренции. В другом случае требовалось представить бизнес Ходорковского как удивительное исключение среди бизнесов других олигархов. Наконец, третья стратегия предполагала апологетику российской финансовой олигархии как таковой, например в качестве одного из эксцессов исторически неизбежного этапа первоначального накопления капитала. Все три стратегии базировались на целом ряде допущений и умолчаний, и, таким образом, оказывались уязвимыми как для сторонников власти, так и для тех, кого даже печальная участь Ходорковского не заставила признать легитимность произведенного в 1990-е годы перераспределения собственности.
Читать дальше
