Александр Филиппов - Элементарная социология. Введение в историю дисциплины

Руссо не хочет хвалить прогресс – он его проклинает, говорит, что раньше было лучше, чем теперь, и возрождение наук и искусств ни к чему хорошему не привело. Люди развращаются, изнеживаются, у них появляются новые, раньше никому не ведомые потребности. И на нравы, укреплению которых должен был способствовать прогресс, это действует в высшей степени негативно.

До сих пор все понятно и просто. Сейчас мы постепенно подступаем к вещам несколько более сложным. Посмотрите не на содержание, а на скелет рассуждения, фундаментальную схему, которая лежит в основании рассуждения Руссо. Фундаментальная схема предполагает, что существует некий хороший порядок, и этот хороший порядок потом разрушается. Но почему некий порядок объявлен хорошим, если смотреть на дело конкретно-исторически? Руссо не просто говорил, как многие до него, что раньше было лучше. Он должен был использовать какие-то другие способы доказательства. Он привлекал исторические источники, которые повествуют о героических деяниях и об образе жизни древних, и говорил: сколь счастливы были народы, коих крепкие природы не знали наших мук и не ведали наук. Примерно так. Мы именно это привыкли именовать руссоизмом: природа – хорошо, цивилизация – плохо, уход от природы – плохо, возвращение к природе – хорошо. Но надо разобраться поглубже.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Это не фантазии, не пустые слова. Одновременно с Московской школой давать социологическое образование западного толка в Москве собирались и в других местах. Тогда еще не ясно было, кто и где станет работать. В апреле 1995 года у меня состоялся примечательный разговор в университете Уорика с одним из ведущих тамошних социологов, который занимался организацией неплохих, как оказалось впоследствии, курсов в Институте социологии. Я изложил ему свое понимание. Он выразил несогласие. В его программе я не участвовал. Оглядываясь назад, я вижу много резонов в его позиции и очень рад, что не видел их тогда.

Я до сих пор вспоминаю с глубокой признательностью английских коллег: Уильям Аутвейт, в те годы – профессор в Школе европейских исследований в Сассексе, принадлежал к небольшой школе критических реалистов; Родни Уотсон и Уэс Шэррок – манчестерские этнометодологи. Беседы с ними были необыкновенно важны для понимания того, как вообще устроена социологическая мысль. Я был в те годы под огромным влиянием Никласа Лумана, много переводил с немецкого, дружил с исследователями творчества Георга Зиммеля и Макса Вебера. Без поездок в Англию я мог бы навсегда остаться под обаянием немецкой мысли, в плену немецкой «педагогической провинции».

Несколько раз я подступал к тому, что можно назвать «советской социологией». В конце 80-х Уильям Аутвейт, тогда главный редактор «Current sociology», предложил мне написать брошюру-обзор советской социологии. Я серьезно принялся за дело и составил обширную картотеку выписок, в работе над которой мне сильно помогала покойная мать. Ничего из этого не вышло; я еще не знал, что мне требуется концептуальное представление предмета, понимание его внутренней логики и куда больше материала, чем можно было освоить за отпущенное время. Тем не менее, несколько статей все-таки появились. Одна – в журнале «International Sociology»; другая – много лет спустя в разных местах, в том числе и в книге «Науки о человеке». В первом случае я пытался понять нашу социологию как имперскую; во втором – как полицейскую науку. Противоречия межу этими схемами не было, но вторая мне кажется сейчас более адекватной.

По этой причине она ограничена всего несколькими авторами, немногими классиками, да и здесь есть одна большая лакуна. Как правило, в рамках курса несколько занятий проводила С. П. Баньковская, один из лучших специалистов по Чикагской школе социологии. Она рассказывала сначала о философии прагматизма, а потом уже собственно о социологах. Этот материал сюда не вошел. Сам я не могу встроить историю Чикагской школы в свое изложение, это совершенно иная социология, а переходить к социологии Дж. Г. Мида, Т. Парсонса и А. Шюца, не сказав о Р. Парке, У. Томасе, Ф. Знанецком, было бы совсем странно.