Хадас Вайс - Мы никогда не были средним классом. Как социальная мобильность вводит нас в заблуждение

Представленные в этой книге аргументы довольно специфически адресованы сопричастной аудитории. Этот момент требует пояснения. В наше время местоимение «мы» является подозрительным и почти всегда пробуждает непокорное «не-я». Всевозможные политики, начальники, проповедники и активисты склоняют «мы» на все лады, чтобы объединить разношерстную публику вокруг тех задач, которые они объявляют общими. Более спонтанно «мы» звучит в противопоставлении «не-мы», будь то влиятельный 1 % общества по отношению к тем 99 %, к которым принадлежим мы с вами, или некая контрпублика, воспринимаемая в качестве угрозы тому, что мы есть и что мы имеем. В данном случае я имею в виду инклюзивность иного рода, которая не является привнесенной и не провозглашается коллективным образом ради стратегических целей или в отношении воображаемого противодействия. Это, скорее, спокойное, самоуверенное «мы», которое подчеркивает наше тщеславие.

Социолог Бруно Латур написал свою работу «Мы никогда не были современными» [4]в противовес одной такой самонадеянности – имеющемуся у нас представлению о себе как о современных, или непримитивных, в процессе навязывания объективности, основанной на отделении человеческого от нечеловеческого, социального мира от мира природного. Латур утверждал, что подобное разделение в действительности никогда не существовало, и рассматривал гибридные феномены наподобие глобального потепления, баз данных и биотехнологий как бросающие вызов вере в то, что оно вообще имеет место. Хотя данное допущение обладает большой значимостью, утверждал Латур, оно представляет собой западную научно-индустриальную конструкцию. Далее Латур приступил к релятивизации последней путем подробной проработки ее предыстории и грядущего, в котором ее отсутствие является очевидным.

Благодаря новаторской работе Латура, я никогда не сомневалась в том, удастся ли мне привести аналогичные аргументы против самонадеянности среднего класса. Я уверена, что средний класс – это ложная категория в том смысле, что она подразумевает силы, которыми мы не обладаем. Кроме того, я уверена, что она является идеологической в том плане, что привлекает эти силы для достижения целей, которые не являются нашими собственными, а последствия этого не идут нам на благо. Но мне действительно нелегко далось то, чтобы адресовать данный тезис сопричастной аудитории. Если и существует нечто, к чему антрополог испытывает аллергию, то это универсализация – слишком легкое допущение того, что способ, каким я воображаю себя прямо сейчас, является тем способом, каким воображаем себя мы все, всегда бывшим даром природы, установлением божества или проявлением некоего врожденного инстинкта. Антропологи традиционно изучали не «нас», а «их», то есть людей, поступающих иначе, чья инаковость противостоит само собой разумеющимся обобщениям. Поэтому книга, написанная для нас и о нас, оказывается парадоксальной для антрополога.

Однако я намеренно сделала этот выбор, поскольку есть одна вещь, которая не относится однозначно к области антропологии, – а именно критика. Увлеченность антропологии любыми далекими и чужими предметами, как правило, не притворяется нейтральным, научным или объективным взглядом в духе журнала National Geographic . Напротив, антропология часто выступала средством, с помощью которого осуществлялись определенные значимые вмешательства в те различия и характеристики, которые люди считают универсальными, во все эти близкие и знакомые тривиальные допущения – о природе и соответствии действительности расовых и этнических различий, об источниках и последствиях гендерных ролей и сексуальных предпочтений, о границах и особенностях детства, юношества, зрелости и старости, о социальных предназначениях представлений, ритуалов, эмоций и научной рациональности, о моделях и функциях еды, работы, досуга и сна, об определениях и значимости здоровья и патологии, об отношениях, которые формируют семьи, племена и национальные государства. Этот список можно продолжить.

Моя логика выглядит примерно следующим образом. Если где-то в мире есть люди, ведущие себя, к примеру, не эгоистично и своекорыстно, то своекорыстное поведение людей в странах передовой капиталистической экономики – а именно оттуда происходит большинство антропологов, и именно там они доводят до аудитории результаты своей работы – должно проистекать из чего-то иного, нежели врожденная человеческая установка. Либо, если люди где-то преуспели, скажем, в удовлетворении своих потребностей и желаний с помощью более эгалитарных и коллективно управляемых организаций по производству и распределению товаров и услуг, то в таком случае имеются представимые альтернативы нашим собственным экономическим и политическим системам.