Array Коллектив авторов - Альманах «Истоки». Выпуск 12

– А тут нет ли какой промашки? Это, выходит, что я – герой? Как это так? Я ничего такого особенного не делал. Я только выполнял приказ, как положено тому, кто присягу дал. Приказ был не отступать – стоять на смерть. Ну и стояли все. Как все, так и я. Я так понимаю, что я, конечно, честно нёс свою солдатскую службу – а как же иначе-то, а ничего особенного героического в этом не было…

– Верно говоришь, солдат, – в том и состоит истинное геройство, что человек совершает подвиг по велению сердца, вовсе не думая, что он совершает что-то героическое!

– Ну, теперь, Иванов, иди в батарею да и собирайся в дорогу. Старшине отдадим приказ – он тебя обмундирует. Да побрейся получше и постригись, чтобы иметь подобающий воинский вид, – сказал капитан Лось.

– Да, вот тебе брошюрочка, – сказал замполит. – В ней подробно написано о твоём и твоих товарищей подвиге. Почитай её.

А то герой, а рассказать обо всем, как следует, не можешь.

– Нет, товарищ замполит, – возразил капитан Лось. – Он всё правильно понимает и рассказал верно: он честно и до конца выполнял свой солдатский долг. В этом и есть геройство.

На следующий день рядовой Иванов явился в штаб уже совсем в другом виде. Он был побрит. Новенькая командирская шинель и фуражка ладно сидели на нем. Капитан Лось вышел к нему, дружески похлопал его по плечу и сказал:

– Ну, вот теперь, Иванов, у тебя настоящий воинский вид. Наш старшина – молодец, хорошо выполнил приказ… Ты доволен, товарищ Иванов?

– Нет, товарищ капитан, не совсем доволен.

– Это почему же? – удивился капитан.

– Скажите, товарищ капитан, какие у вас, к примеру, сапоги? Хромовые? Как положено командиру?

– Ну, да, – ответил капитан Лось, – хромовые.

– А мне старшина выдал кирзовые, нешто в таких сапогах командиры по Москве ходят?!

– Понял, товарищ Иванов. Действительно старшина оплошал. Будут у тебя хромовые сапоги – ты их действительно заслужил.

Я сейчас прикажу старшине, чтобы он бежал сюда с хромовыми сапогами! А ты, Иванов, посиди пока: здесь, видишь, собрались бойцы и командиры – тебя поздравлять. Хотят послушать, в каких боях ты участвовал и как заслужил звание героя.

– Ну, это мы теперь можем, товарищ капитан, – ответил Иванов.

Когда через час капитан Лось со старшиной принесли для Иванова хромовые сапоги, то увидели, что он сидит на стуле, окружённый бойцами и командирами, смотрящими ему в рот, и по-своему, очень толково, красочно и доходчиво, излагает им содержание брошюрки, вручённой ему накануне.

На другой день Иванова отправили в Москву. В наш артполк он уже не вернулся. Ему присвоили звание старшины и направили в школу младших командиров. Доходили слухи, что у него оказались прекрасные педагогические способности и он стал отличным воспитателем молодых бойцов.

Основой рассказа является подлинное происшествие, разыгравшееся на глазах автора. Имена и фамилии действующих лиц умышленно изменены. Подлинное имя героя рассказа вписано золотыми буквами в историю Великой Отечественной войны.

Она давно уже не живёт в нашем посёлке, но воспоминания о ней помогают пережить мне и одинокую осень, и холодную зиму. «Мой Лизочек так уж мал, так уж мал…» Частенько перед началом репетиции одним пальцем я наигрывал эту мелодию на пианино. Я ждал, когда появится она – Елизавета, душа моя. Елизавета приходила заранее. Ей нужно было время сосредоточиться на роли, и эти минуты, проведённые наедине с ней, наполнялись для меня счастьем и особым смыслом. Тоненькая, как камышинка, молодая женщина несла в себе ту радость жизни, которой многим из нас в трудные послевоенные годы не хватало. С ней в наш Дом культуры приходил тот настрой, без которого тщетно любое дело. Настрой победы, я бы сказал. И, действительно, у нас всё ладилось. Мы ставили пьесы талантливых драматургов – Володина, Розова – о современниках, похожих и непохожих на нас, но то, о чём говорилось в этих пьесах, было очень знакомо, эхом откликалось в наших сердцах, покоряло своей правдивостью. Елизавета пленяла односельчан, наполнявших зрительный зал до предела, манерой своей игры. Она так вживалась в образ, что было непонятно, где проходит грань между героиней пьесы и исполнительницей роли. А ответ был очевиден. Показывая на сцене персонажей, с которых хочется брать пример, ей не нужно было особенно притворяться.

Я любовался ею, но любовался издали, прекрасно понимая, что она ждала и будет ждать своего мужа, пропавшего без вести. Мне бы и в голову не пришло волочиться за ней. Она была для меня недосягаема. Я считал счастьем уже то, что она посещала драматический кружок, которым я руководил, что свой талант общения она проявляла и в отношении меня, что иногда её улыбка адресовалась и мне.