Андрей Анисимов - Клуб любителей фантастики, 2016

Энэс жадно затянулся и, запрокинув голову, выпустил в потолок длинную струйку дыма.

— Уф! — блаженно выдохнул он. — Сразу себя человеком почувствовал, а ведь ещё минуту назад думал — повешусь. Тебе, Стёпа, этого никогда не понять, — ты не куришь.

— Да ладно, — усмехнулся лаборант и снова принялся насвистывать. — Будто я вас первый день знаю!

И в самом деле — что тут понимать? Когда у заядлого курильщика посреди ночи отказывает зажигалка, примитивных нагревательных приборов в суперсовременном НИИ нет, а на улицу не выпускает автоматическая система охраны, — поневоле захочется в петлю лезть. Как здорово, что в эпоху технического прогресса всегда найдётся выход! ТМ

техника — молодёжи|| № 13–14 (1004) 2016

— Скорее всего, причина — в родовой травме, — сказал врач, осмотрев меня, пятилетнего. — И, к сожалению, с годами, миопатия будет лишь прогрессировать. Атрофия мышц ног, затем рук. Ну, вы понимаете.

А ведь первые годы жизни я не только ходил, но и бегал. Я этого не помню, но мама говорила. И ещё мама старалась убедить меня, что в будущем прогресс науки позволит мне встать на ноги. Так что первый импульс к идее машины времени дала именно она. Сама того не желая.

Потом пропал отец. Мама говорила, что он мог погибнуть во время войны в Ливии, когда наши спасали Каддафи. Но я ей не верил. Впрочем, отца я не осуждаю. Заботиться о больном ребёнке так, как заботится о нём мать, не каждый мужик сможет.

Мне как инвалиду делали скидку на трафик, и я вообще мог не выходить из Сети. Для этого маме пришлось побегать по разным инстанциям. Она всячески пыталась вселить в меня веру, что со временем всё станет лучше. Она рассказывала мне о Николае Островском и Алане Маршалле, книгу которого «Я умею прыгать через лужи» мама читала мне, когда я ещё сам не умел читать. В детстве я перечитывал эту книгу, когда бывало особенно тяжко. Но позднее меня особо заинтересовала судьба Стивена Хокинга. Может быть, потому, что он был учёным?

Нет худа без добра: пока сверстники играли в футбол и маялись прочей дурью, я сутками сидел у компьютера. К счастью, я вовремя осознал пагубность виртуальных игр, хотя именно они создавали иллюзию того, что я двигаюсь, бегаю и сражаюсь. Но я хотел «прыгать через лужи» в мире реальном.

Меня грела мысль о том, что многие инвалиды, наперекор своим невзгодам, добились неизмеримо большего, чем их розовощёкие мускулистые современники. К примеру Циолковский, который из-за глухоты не мог учиться в нормальной школе. Или Александр Беляев, годами прикованный к постели.

…Переход прошёл штатно. Я находился на глубине пятнадцати метров, под дюнами Финского залива. То есть пять этажей песка и глины давили на хронокапсулу, но я об этом не думал. Конечно, я волновался — не хотелось завалить дело на финальном этапе. Ведь это был многолетний труд тысяч людей. Которые, правда, не подозревали, на кого они работают. Теперь я пребывал в давно забытом состоянии. Это просто непередаваемо, ощущать, что от тебя отключились тысячи серверов с миллиардами терабайт информации. Странно было осознавать, что теперь от плавного течения мыслей тебя не отвлекут никакие сообщения, вызовы или звонки. Наконец-то я остался наедине с собой. Компьютеры во мне — не в счёт. Это капля в море по сравнению с тем, что было.

Мысленно пробежал по базам данных. Блоки хроноскачков, невидимости и телепортации были в норме. Знания по эпохе, в которую попал, всплывали мгновенно.

Невидимый дроид пробился на поверхность, и я осмотрел окрестности. Свинцовое небо нависало над Сестрорецком. Ветер гнал к песчаным дюнам волны, бурлящие, как шампанское, наливаемое в бокал. «Надо же, какие ассоциации, — подумал я. — За дам, господа!»

Слава богу, я родился не в Древней Спарте. Там меня ещё в детстве сбросили бы с утёса. Но если уж мне суждено было жить, то в глубине души я надеялся, что когда стану всезнайкой, обязательно придумаю такое, что смогу не только ходить, но и в космос летать, и вообще много чего добьюсь из того, о чём мечтал, читая фантастику. Лет в семь я уже представлял себя на месте героя фильма «Аватар», разгуливающего в чужом теле по экзотической Пандоре (у Стругацких, что ли, Камерон заимствовал название планеты?), а в четырнадцать лет — занялся разработкой интерфейса «мозг — компьютер».