Иван Охлобыстин - Статьи в журнале «Русский Пионер»

Как художник по складу ума, Геннадий Иванович не верил в случайности, и поэтому такая поразительная схожесть известного политика и непутевого зятя друга навела его на смелую идею. Константину Евгеньевичу он объяснил так: если подменить на время Григория Явлинского на Витю, то можно будет с Витей сходить в жилищно-эксплуатационную контору и выпросить под «студию» десятиметровый кусок чердака в доме, где жил Геннадий Иванович. В обустроенной студии фотограф намеревался фотографировать женщин в стиле ню. Это сейчас пользуется большим спросом у соискательниц выгодных контрактов для составления убедительного портфолио. Перебранкина, конечно, смущала перспектива провести остаток жизни среди экзальтированных дам в латексе, но тридцать лет делать одни и те же фотографии на паспорт ему опостылело до изжоги и давно не приносило ощутимого дохода.

Был еще один немалозначимый нюанс в миропонимании Геннадия Ивановича. У него, почетного донора РСФСР, на станции переливания отказались брать кровь, мотивируя его зрелым возрастом. Это стало для художника-филантропа абсолютной неожиданностью и большим неудобством. За 32 года донорства его организм выработал удивительные механизмы регенерации: у него в шесть раз быстрее росли ногти и волосы, но самое главное — через месяц после пропущенной сдачи крови Геннадия Ивановича начали терзать приступы жесточайшей вегетососудистой дистонии, что выражалось в панических атаках в лифтах и аллергической реакции на сою. Единственным методом облегчить страдания было регулярно собственноручно скачивать лишнюю кровь в заранее приобретенные в специализированном медицинском магазине силиконовые емкости для хранения крови. Поначалу почетный донор не дерзал выливать свою кровь в канализацию в надежде, что в стране всякое может случиться и 200 литров крови сыграют еще свою особую роль. Для этого Перебранкин заказал по Интернету немецкую, шестисекционную, морозильную камеру и установил ее на чердаке, над своей квартирой. Но приключился скандал: поздней осенью школьники-хулиганы проникли на чердак и перевернули холодильную установку, отчего черная, венозная кровь фотографа растеклась по всему чердаку, причем затопила одно из вентиляционных отверстий, пронзающих корпус многоэтажного дома насквозь, где и стухла.

Смрад, исходивший от стен дома, вскоре заставил некоторых жильцов продать свои квартиры. А те, что остались, те смирились, привыкли и позже были благодарны Геннадию Ивановичу, потому что ни о каких гостях в ближайшие несколько лет и речи быть не могло. «Глаза ело» за сто метров до дома. Окружной муниципалитет был вынужден перенести конечную остановку 24-го троллейбуса на триста метров в сторону и окутать забор игровой площадки детского сада неподалеку колючей проволокой. Мистическим образом смрад провоцировал старых бездомных собак со всего округа приходить умирать именно к этим разноцветным каруселькам и песочнице. Еженедельно ворчливые дворники вывозили с детской площадки грузовик полуразложившихся дворняжек, что тоже районную экологию не улучшало.

Смрад стоял пять лет, потом исчез. Видимо, кровь фотографа окончательно распалась на атомы.

И хотя все произошло еще при Ельцине, в ЖЭКе на Геннадия Ивановича реагировали с плохо скрываемым отвращением и ужасом. Его триумфальное появление в качестве партийного соратника Григория Явлинского давало надежду хоть как-то загладить случившиеся недопонимания со злопамятными коммунальщиками.

Рудаку идея Перебранкина так понравилась своей простотой, что он даже дополнил ее предложением самим записаться в партию «Яблоко» и прийти в ЖЭК вместе с Витей, прикрываясь настоящими партийными «корочками», чтобы минимизировать риски. Как раз его дочь на месяц уезжала в экспедицию на Охотское море, а Витя находился в полной финансовой зависимости от тестя.

Именно это друзья и обсуждали, сидя на балконе и сплетая из зеленой суровой нитки сеть. А день стоял прекрасный: на лубочно-голубом небе плавился белый диск восходящего солнца, где-то у пруда щебетали птицы, мягкий, теплый ветерок то и дело прохаживался по хлопку рубашек старинных друзей. Тут чуткий слух Константина Евгеньевича уловил тихое стрекотание где-то двумя этажами ниже. Он заглянул через край балкона и, к своему крайнему восторгу, обнаружил парящую там шаровую молнию.

Нельзя и посчитать, сколько раз Рудак видел во сне шаровую молнию, но наяву это случилось впервые. Молния медленно, с достоинством сровнялась с головой физика и замерла, словно вглядываясь в его восхищенное лицо. Зачарованный Константин Евгеньевич изо всех сил вытянул к огненному шару желтый, прокуренный язык и лизнул природное явление.