Литературно-художественный журнал - Журнал «Юность» №10/2021

До квартиры довела меня, позвонила зачем-то, я и удивился. Кому еще дома быть, кроме нас? Анюту же одну не оставишь, мала еще.

Леночка завела меня, велела дома сидеть, а сама ушла. Вечно она так уходит, бросает меня, будто и водиться со мной не желает. Ничего-ничего, я сейчас девочкам своим кашку сварю… А молока-то и нет, голова моя дырявая! Надо было Леночке сказать, чтоб купила. И мороженого все-таки, пусть деточка порадуется!

– Анечка? – Я позвал.

Тихо так. Нет ее.

Так с кем же Анюта?

Его то и дело по всему району вылавливают, иногда с полицией. Тут уже все знают: гулять ходит, внучку все ищет. Бывало, меня Анютой называл тоже. Бабушка раньше все ходила к ним в гости с вареньями своими да огурцами, меня с собой таскала. Пипец, как меня этот дед пугал: перекошенный весь, слюнявый, криповый такой. Хорошо еще, тетя Лена попросила бабулю без меня приходить: типа, он слишком волнуется, потом по всей квартире Анюту ищет. Да и, я так думаю, тете Лене тоже не очень-то кайфово меня видеть: я ж чуть старше дочки ее. Я, если в реале, вообще никому из них не хочу попадаться на глаза, да когда через стенку живешь, не получается.

Как все было-то, мне бабушка рассказала. Теть Лена пошла в магазин за молоком, а Аню свою оставила с дедом. Тогда-то он здоровый был, чего б не оставить-то. Он на кухне гречку варил, а Аня на подоконник забралась. Там сетка защитная вроде была, дед сам крепил, он же рукастый. Как-то и не боялись окна оставлять открытыми. А этаж у нас одиннадцатый, так что…

Дед поворачивается, а Ани нет. Самая жесть, что он еще не сразу понял, по квартире ходил, искал. Бабушка слышала, как он звал: Анюта, Анюта, Анечка. А потом крик и тишина. Бабушка испугалась, давай им звонить, а никто не отвечает. Тут теть Лена из магазина как раз вернулась. Открыла, а дед валяется уже. И в окне сетка сорванная. Теть Лена сразу все поняла. Хорошо еще газ вырубить успели, а то ж там эта каша сгорела на плите, до сих пор как будто воняет в квартире. Меня от этого запаха гречневого мутит, как она рассказала. В школе даже в столовку иногда войти не могу, сразу девочки кровавые в глазах, ага.

История вообще, да? Вот так вышла на пять минут за молоком, а вернулась – дочки нет, батя инвалид. Бабушка им помогала, конечно, как могла, она у меня добрая, кошек всех в округе кормит. Но потом мне говорит: сил нет уже. К ним заходишь и как в черную дыру падаешь. Энергетика плохая, говорит. Я в эту всю муть зомбоящиковую, конечно, не верю, но зависать у них и правда совсем неприкольно. Теть Лена давно могла бы замуж перевыйти да взять себе хоть ребенка, хоть котенка, а она все по церквям бегает да квартиру освящает. А деда жалко, конечно.

Всех жалко.

Пришли мы домой с бабушкой, и чего-то я смотрю: она так дышит тяжело, за голову держится.

– Бабуль, ты чего?

– Да, ничего, ничего, Танечка. Давление. Сейчас посижу только и блинчиков напеку. Тебе с чем сделать? С капустой или творогом?

А я чего-то деда этого вспомнила и аж передернулась вся. А вдруг моя так на кухне может…

– Бабуль, а давай я сама все сделаю? Ты мне только покажи как.

Поэт, прозаик, эссеист, профессор Литературного института имени Горького, автор более пятидесяти книг стихов, прозы и эссеистики. Родилась в Москве, окончила Литературный институт имени Горького. Лауреат многих российских и зарубежных литературных премий, в том числе Национальной премии «Поэт». Произведения переводились на многие языки мира.

Бабушка моя Леля лежала году в 64-м в Боткинской больнице в одной палате с Анной Андреевной Ахматовой. Она была деликатнейшим и скромнейшим человеком. При этом в партии она состояла, да, но это тянулось со времен ее романтической юности, когда она, будучи еще гимназисткой, распропагандированная каким-то большевиком, стала распространять листовки и прокламации и вошла в краснодарское подполье. Этого змия-соблазнителя, который морочил головы гимназисткам, кстати, казаки за это забили насмерть.

«Не бойтесь убивающих тело, души же могущих убить, а бойтесь более того, кто может и душу и тело погубить в геенне».

Именно поэтому, когда меня (с опозданием из-за того, что я лежала в больнице с аппендицитом, давшим осложнения) приняли в пионеры, моя мама послала меня к бабушке в больницу. И попросила повязать поверх свитера, в который я переоделась, вернувшись из школы, красный галстук. «Мне кажется, ей это будет приятно. Она волнуется, что всех в твоем классе уже приняли, а тебя – нет», – пояснила она. А бабушку я любила.