Литературно-художественный журнал - Журнал «Юность» №10/2020

микрочастицы компьютерной сажи,
пачкающей лицо —
главное, что обо всем расскажет,
если в конце концов
в новом столетье решим присниться,
выпрыгнуть из ларца,
продемонстрировать кровь на лицах
демонам без лица

Это новая песня на старый лад,
на зубок ее брали и там, и тут:
из живущих каждый не виноват,
виноватые вниз головой цветут.

Они камни колышут на площадях,
иногда приснятся, как зимний лес,
где деревья черные все в гвоздях
(но иных не встретишь ни там, ни здесь).

Они тоже хотели из общих зол
выбрать меньшее, стать серебром планет…
Опустили сердце в густой рассол,
позабыли на девяносто лет.

Землю увидеть во сне, ты сказала, дурная примета.
Для посвященных – предвестье тяжелого года,
как урожай огурцов, как злодейка-комета,
хвост перед каждым задравшая не без дохода.

Я возражу, ибо что нам, астралопитекам,
в этом случайном стеченье чужих обстоятельств!
Ради забавы представишь себя человеком —
сразу навалится груз долговых обязательств.

Трудно лететь, трудно плыть под холодной водою,
трудно раскрашивать мир в надлежащие краски.
Там, где погасло твое и мое золотое,
трудно представить глаза без тяжелой повязки.

Весь вечер пой, все утро пой
А после замолчи
И снова выгнется дугой
Дорога в Урумчи

И 95-й год
Алмазный порошок
Присядет рядом и нальет
Уже на посошок.

Горит Восток, плывет челнок
По золотым волнам
Пока короткий эпилог
Январь читает нам

В сторону Серебряного Бора
(как темна листва его густая!)
по волнам ночного разговора
движемся, почти что засыпая.
День был жарок, полночь – неизбежна,
за окном то смерть, то бакалея.
Приближаясь к линии прибрежной
замирает старая аллея.
И уже невидимы ансамбли
новых зданий, слепленных по-птичьи.
Созданный единым взмахом сабли,
крепкий берег ждет своей добычи.
Надо стать прозрачней, неприметней
стеклышка троллейбусной теплицы,
чтоб исчезнуть с девяностолетней,
так и недописанной страницы!

Вагон остроносых турецких ботинок,
Корейских носков три контейнерных блока…
В аду зажигают огни вечеринок.
Звезда моя жизнь, хороша и жестока!
Шуруй, Polaroid, покуда сам воздух
Не стал черно-белым, как яд или водка.
Теперь все подряд разбираются в звездах,
Но тайну хранит – полинявшая фотка,
Где через размытый значок мерседеса
А может, прицел, проступает такое,
Что видеть подробней мешает завеса
(Опущена чьей-то умелой рукою).

Вторнику много надо:
он чемпион всего,
сам себе крест, ограда,
дилер и вещество.
Я же заброшен в среду.
По острию ножа
дымным поездом еду.
Стало быть, заряжай!
Ставлю кассету грома
в каменный пулемет.
Скоро мы будем дома —
вечности не пройдет.

Усидишь ли дома по ночам,
где лишь телевизор у виска,
если солнца неживой кочан
засолила на зиму тоска?
Выйдешь в поле – темные торчат
сухостоем в ледяных полях
черенки невидимых лопат.
Сделай шаг – напорешься впотьмах.
Тут и город, мертвый огород,
заливает каменный бензин
равнодушной тьме за отворот.
Заходи в закрытый магазин,
забирай что хочешь – все равно.
Здесь ведь только иней на губах,
а внутри дешевое вино
и к подошвам липнет теплый страх.

Веселая тоска венецианских зим,
божественный мотив под номером четыре.
Он умер, но смотри, остался негасим
и медленно плывет в предпраздничном эфире.

Лови, покуда он – полупрозрачный шар
из рыбьей чешуи сияющего моря
(рисованной страны несмелая душа,
блаженное окно в стене ночного горя).