Array Коллектив авторов - Казанский альманах 2016. Алмаз

– И-и, Алла!

Бабка же, как он ни пытался удержать её, вылетела из своего насиженного седла и закувыркалась, точно перекати-поле.

– Жива? – спросил он, когда полёт закончился, и оба они замерли в неподвижности.

– Кажись, да… – застонала минуту назад благополучная пассажирка. – Только головой о што-то твёрдое тюкнулась. А ты?

Он не ответил.

– Э-эй! – испугалась она.

Отозвался Сабир не сразу. Положение у него было не самое радужное – подвернул капитально ногу.

– Не шею же, – зауспокаивала она, узнав, в чём дело.

Нога в высоком ботинке стремительно разбухала, вот-вот шнурки лопнут. О боли и речи нет!

– Пить… – сипло вырвалось у него. Рот связывала небывалая сухость. Язык, будто к нёбу прикипел.

– Водички-то у нас с собой нету, – констатировала спутница общее их разгильдяйство.

«Ё-ка-лэ-мэ-нэ! – выругался он про себя за секундную слабость. – Пить ему подавай!» А вслух выдавил:

– Знаю.

К тому же глаза запорошило, и он тёр и тёр их кулаками. Затем сел покомфортней, если можно так сказать, и вслепую расшнуровал обувку: «Подумаешь, ещё ни в такие переплёты попадал!»

Но песок из глаз вместе со слезой не выходил.

– А-а, я поняла, куда нас загнуло! – сказала баба Катя, потрагивая шишку на лбу. – Это Захаркина Плешь. Тут, знамо дело, и озерцо должно быть, пошти как у нас. Вон, я ж вижу…

– Как же ты, слепая, видишь? – преодолевая сушь во рту, произнёс Сабир.

– Дык, не мерещится ж мне! Глазами вижу. Вон оно под ветром волнами ходит. – И вдруг ойкнула и зашептала: – Боже ж мой, неужели прозрела! Это ты, ты-ы, Всемилостивый, путь светлый указал и камень подложил, чтоб я, раба твоя, соприкоснулася с ним межглазьем своим!

– Может, это ковыль, как обычно, волнами ходит? – засомневался Сабир. – А тебе озеро мерещится.

– Не-е, я его с детства помню. И купалась, и коня поила… Щас, соседушко дорогой… ты ж у нас Терпеливый… мигом принесу те напиться.

Баба Катя подтянула сумку, достала иконку в полиэтиленовом пакете. – Надо ж, надо ж! – Пакет освободила, а образ Божий обратно спрятала. – Одна нога здесь, другая…

Она встала, прозрачный мешок в её руке от ветра надулся пузырём, она приложила его к груди, суетливо свернула и пошла.

Сабир не понимал, каким-таким образом на старости лет, в чистом поле можно прозреть? Он скинул с ноги ботинок, стащил носок, глаза тереть перестал – бесполезно, только хуже можно сделать грязными руками. Ничего, ещё ни в такие переплёты попадал!

Баба Катя вернулась через вечность.

– Щас напою тя!

Вода была тёплой и противной.

– Не кривись, наш Алтай пил – не отравился. Только хвостом от удовольствия помахивал.

Сабир нашёл силы в себе усмехнуться.

– И глазки промоем. А потом ишо принесу.

Она вылила остатки воды на его пропечённый солнцем затылок и опять ушла.

Солнце перевалило на вторую половину неба. Ветер не стихал. Баба Катя в поход за водой ходила несколько раз. Она ополоснула ему глаза, омыла вывихнутую ногу, да и всего его по пояс окатила:

– Всё равно рубаха вся наскрось…

После чего накрыла стриженую голову сплетённым из каких-то стеблей чем-то навроде венка или панамы.

Со временем глаза стали оправляться. Но всё равно были набухшими, красными и не переставали слезиться – просто течь ручьями.

– Теперича не мне нужда до глазника-то, – качала головой баба Катя.

Из очередного похода она вернулась с корягой в руке.

– Вот, нашла те посох.

Стали совещаться.

– Надо идти, – собрался с духом Сабир.

– А смогёшь?

– Не дойду, так доползу.

– Куды идтить-то? В райцентр или обратно?

– Обратно, – ответил он.

– В больницу те, дружочек мой ситный, надоть сперва.

– Нет, Катрин, домой.

– Какая я те Катрин?! Забредил, што ль, уж совсем!

– Домой… по ветру, баб Кать, по ветру. Теперь он нам союзник. – Сабир заозирался, поднял в сторону солнца всё ещё влажную голову в панаме из ковыля, половил ноздрями горячие волны степного воздуха и скомандовал:

– Подъём!

На больную ногу встать не мог, глаза почти ничего не видели, но у него теперь в друзьях были баба Катя, посох и попутный ветер в спину.

С грехом пополам двинулись. Степь слушала песнь невидимого высоко в чистом небе жаворонка.

Не успели с песка в травы ступить – посох сломался. Со своим «рематизьмом» сломалась и «Катрин». Не особо вспомоществовал попутный ветер, потому как путники не шли, а уже совершенным образом ползли.

Он помогал себе обломком коряги, точно штыком или сапёрной лопаткой. Она…