Array Коллектив авторов - Казанский альманах 2018. Изумруд

До повелителя Орды не сразу донесли о переломе в битве, первым весть сообщил гонец от Джеляльуддина. Конь под всадником горячился, грыз удила, приседал, словно спешил назад в толчею из человеческих и лошадиных тел. Едва удерживая скакуна, гонец торопливо выкрикнул:

– Измена, великий хан! Князь Тегин бежал, и царевич Бекбулат увёл своих воинов! Джихангир Тимур наступает…

Тохтамыш очнулся уже за рекой, лес скрыл повелителя от чужих глаз. Порывы сильного ветра гнули верхушки вековых деревьев, и они тяжко клонились и стонали, словно оплакивали погибших. Половина огромного ханского войска полегла в этой битве, пала жертвой бесчестного предательства. Остальные рассеялись как дым, разбежались по степи, попрятались по урманам, которые уже встречались в этих местах. С трудом сойдя с коня, Тохтамыш опустился у воды. Лесной ручей петлял среди деревьев, окунался в овраги и вновь вырывался на просторы полян, он был свободен, как ветер, и волен бежать, где ему вздумается. А куда было теперь идти правителю, который ещё утром владел огромным улусом и землями на сотни фарсахов [17] Фарсах – мера длины. Среднеазиатский равен примерно 8534,25 метра. Персидский фарсах измерялся расстоянием, которое проходил караван за день. пути? Ему, повелителю, потерявшему своих подданных, негде было преклонить голову.

Тохтамыш провёл рукой по лицу, на лбу и щеках коркой застыла грязь и чужая кровь. Он помнил, как рубил саблей, отчаянно пробивался из окружения. Рядом падали нукеры охраны; они подставляли собственные тела под стрелы и копья противника, защищая своего господина. В ушах до сих пор стоял многотысячный гул сражения: вопли безысходности, крики ярости, предсмертные стоны, хрипы и ужасающий лязг скрещивающегося железа. Хан не помнил, как остался один, как переплыл реку, держась за гриву коня, и после мчался, пришпоривая скакуна, к темневшей вдали кромке леса. Даже, когда оказался в лесу, не остановился, пока ветви не исхлестали лицо и не заставили очнуться.

Тохтамыш с головой окунулся в воду ручья, жадно пил, хватая пересохшим ртом ледяную прозрачную воду. Показалось в тот миг, что не пил ничего вкусней, у этой воды был особый вкус – вкус жизни. Хан поднялся, отёр мокрое лицо рукавом казакина, стащил сдавливавшую грудь кольчугу. Он вскинул голову навстречу гулявшему ветру и крикнул громко, грозя тому далёкому, кто праздновал сейчас победу:

– Я жив, а значит, ничего не кончилось! Ты слышишь, Хромец?! Хан Тохтамыш ещё скажет своё слово! Потомок великого Чингисхана всегда будет превыше тебя!

Его срывающийся голос вознёсся к вершинам деревьев и затерялся там, не принеся назад ни эха, ни отголоска.

По стойбищам ногайцев сновали посланцы в красных шапках, отороченных мехом огненной лисицы. Гонцов узнавали все, они прибывали от самого эмира Тимура, зазывали людей за собой, на богатые земли Сыр-Дарьи.

– Наш великий эмир, завоеватель Вселенной, Тимур Гурган мечом взял земли Тохтамыша. Ныне со всеми улусами, пастбищами и скотом вы принадлежите Мавераннахру. Ступайте туда, куда прикажет ваш новый повелитель!

Кочевники переглядывались с недоумением. Лето вступало в самую сочную пору, травы выросли по пояс – раздолье для табунов и скота. Куда их звали нукеры Тимура? Что они должны были искать в чужих землях?

Но только покидали кочевье посланцы джихангира, как приезжали свои – нукеры Идегея. Эти говорили слова противоположные, уже от имени эмира из рода Ак-мангыт:

– Говорю я, Идегей, вам, мои сородичи, племена левого крыла Великой Орды. Настали чёрные времена, смуты и беды ожидают нас. Приказывает вам великий эмир Тимур идти в его земли, но не слушайтесь. Как придёте к Самарканду, повелитель рассеет вас, словно речной песок, и род простится с родом, а отец с сыном. Но и остаться на своих пастбищах вам нельзя, ослушников карают жестоко! Повинуйтесь мне, кочевые племена: берите своих жён, детей, скот и юрты и идите в дальние степи, не оставаясь на одном привале более двух дней, ибо слуги Тимура нагонят вас. А когда придёте туда, куда укажут мои люди, становитесь кочевьем. То будет ваша новая земля, и туда приду я, и под моей защитой вы окажетесь в безопасности. Такое моё слово! Так повелевает ваш эмир Идегей!

Мангыту покинуть благоденствующего Тимура Гургана оказалось легко. Грозный воитель упивался плодами победы и забыл о своей извечной подозрительности. Когда Идегей смиренно попросил отпустить его к родичам, дабы лично привести их под сень власти нового повелителя, джихангир дал своё благосклонное разрешение. Вереница возов с богатой добычей, сопровождаемая тысячами воинов, потянулась от стана правителя Мавераннахра, – Идегей спешил уйти с места стоянки Тимура, с острова Уртюбе. А туранцы отдыхали, собирались с силами перед возвращением на родину, но военачальники, разгорячённые недавней победой, звали великого эмира на штурм Хаджитархана, к стремительному набегу на Сарай ал-Джадид. Сейчас эти города остались без защиты. Богатые и обширные они манили к себе жадных до наживы вельмож. Но Тимур не желал испытывать судьбу, он и так считал Улус покорённым. Государство с огромными территориями и неисчислимыми людскими ордами, будто рука избалованной, но подчинившейся ему красавицы, легло на его ладонь, скрюченную старостью и былыми ранами. Зачем рушить цветущие города, которые и так пали к ногам, неразумно и расточительно уничтожать собственные ценности. Помнилось, что и войско его понесло большие потери, он оставил на поле сражения восемнадцать могил темников, ни к чему подвергать багатуров новым испытаниям. Но, а если кому-то не терпится, никак не сидится среди пиров и целых гор с захваченным добром, то…