Журнал «Пионер» - Пионер, 1949 № 06 ИЮНЬ

«Наша ветхая лачужка

И печальна, и темна,

Что же ты, моя старушка,

Приумолкла у окна?»

Гораздо меньше известны стихи поэта Н. М. Языкова, приезжавшего в Тригорское и часто бывавшего в (Михайловском.

Уже после смерти Арины Родионовны, в 1830 году, Языков посвятил стихотворение её памяти. В нём очень точно даётся самая обстановка пушкинской жизни в Михайловском и изумительная характеристика няни:

«Вон там - обоями худыми

Где-где прикрытая стена,

Пол нечиненный, два окна

И дверь стеклянная меж ними;

Диван под образом в углу,

Да пара стульев…

…

И мы… Как детство шаловлива,

Как наша молодость вольна,

Как полнолетие умна,

И как вино красноречива,

Со мной беседовала ты,

Влекла мое воображенье…

И вот тебе поминовенье,

На гроб твой свежие цветы!»

Разумеется, не одна няня с её сказками, песнями (между прочим и о Стеньке Разине), рассказами о старине, но и весь деревенский мирок, его окружавший, питали естественную жажду общения с народом. Пушкин не был похож на тех господ, которых надо было дичиться - с ним можно было поговорить и попросту. Он любил сделать доброе дело так, чтобы не знали, что это сделал он.

Сохранились свидетельства о том, как Пушкин бывал на ярмарке в Святогороком монастыре. О страшном ссыльном барине тут же сочинялись легенды. Один очевидец пишет: «У него была надета па голове соломенная шляпа - в ситцевой красной рубашке, опоясавши голубою ленточкою с железною в руке тростию с предлинными чер. бакенбардами, которые более походят на бороду так же с предлинными ногтями, с которыми он очищал шкорлупу в апельсинах и ел их с большим аппетитом я думаю около полудюжины». Так не сильно грамотно, но с большою точностью (описал Пушкина торговец Лапин, видевший поэта 29 мая 1825 года, «в девятую пятницу». А очевидцы-старожилы много спустя рассказывали про ту же самую ярмарку, уже перекрасив рубаху Пушкина: «…одетый в крестьянскую белую рубаху с красными ластовками, опоясанный красною лентою, с таковою же - и через плечо».

Впрочем, Пушкин позволил себе такую вызывающую вольность в туалете, кажется, всего лишь единственный раз с целью подразнить расфуфыренных бар, съехавшихся на праздник.

В Михайловском Пушкин написал «Бориса Годунова» и новые главы «Евгения Онегина» - четвёртую, пятую и шестую. С детства поразившие его образы Годунова и беглого монаха-самозванца не умерли в нём и не заслонились другими образами, которые проходили за это время в творческом воображении поэта. Они неспешно в нём созревали, как бы выжидая благоприятных условий для своего окончательного оформления.

С отъездом родных всё вошло в более тихое, а следовательно, и в более благоприятное дли творчества русло. Осень была всегда особенно благоприятной для творчества Пушкина порой. В эту первую осень он не так много писал, как много работал над предварительным уяснением самому себе своих новых замыслов - необходимый и творчески очень важный этап.

В письме к одному из своих друзей он так писал о работе своей над «Борисом Годуновым»: «Я в полном одиночестве: единственная соседка, у которой я бывал, уехала в Ригу, и у меня буквально нет другого общества, как только моя старая няня и моя трагедия; последняя подвигается вперёд, и я доволен ею… Я пишу и думаю… Я чувствую, что духовные силы мои достигли полного развития и что я могу творить».

Пушкин писал «Бориса Годунова» около года. Он работал не только над книгами и над летописями, не только склонившись над рабочей своей тетрадью; мысли его, как это бывает всегда, когда идёт напряжённая и «неотступная» творческая работа, - мысли эти сопровождали его и во время прогулок, которые он так любил, и когда он бывал в обществе, а порой и во сне.

Так было со сценою из «Бориса Годунова». «Пушкин сказывал Нащокину (своему московскому другу), что сцену у фонтана он сочинил, едучи куда-то на лошади верхом. Приехав домой, он не нашёл пера, чернила высохли, это его раздосадовало, и сцена была записана не раньше, как недели через три; но в первый раз сочинённая им, она, по собственным его словам, была несравненно прекраснее».

Пушкин ездил из Михайловского в Псков - город, похожий на старинную воздушную сказку, рассказанную белыми степами псковских монастырей, древним кремлём, рекою Великой. Детские впечатления от московского кремля должны были живо возникнуть в воспоминаниях Пушкина. А кроме того, в старых русских городах вообще самое сознание того, что история проложила здесь свои памятные тропы, делает зорче творческой воображение художника.