Журнал «Знание-сила» - Знание-сила, 1998 № 08 (854)

«...Наивно считать, что лысенкоизм пал, — пишет Валерий Сойфер в своем фундаментальном труде «Власть и наука. История разгрома генетики в СССР». — Как явление он не исчез, произошла некоторая мимикрия, но и только. Корни лысенкоизма сохраняются инее одной лишь биологии. Продолжают применяться методы «делания» науки, которые возникт во времена формирования лысенкоизма, крупнейшие руководители науки по-прежнему увлекаются пустым прожектерством, прибегают к жонглированию пустозвонными прожектами, манипулированию блефами в попытке удержать власть в своих руках. Если эти методы сохранились, можно ли говорить, что со смертью Лысенко исчез лысенкоизм?»

Сальвадор Дали. «Осенний каннибализм»

Сегодняшние молодые ученые уже не представляют себе драматизма лысенковской эпохи в биологии, но сами того не подозревая, испытывают на себе ее влияние. Каким образом? Об этом сотрудники журнала Екатерина Павлова и Никита Максимов беседовали с биофизиком и биохимиком, действительным членом РАЕН, доктором биологических наук, профессором Симоном Эльевичем Шнолем.

Е.П.:— Симон Эльевич, каковы, на ваш взгляд, «отдаленные» последствия лысенконзма?

С.Ш.:— Наши академики и члены-корреспонденты, которым сейчас шестьдесят и которые управляют наукой, все не получили образования, понимаете, все! После 1948 года фундаментального образования в биологии не было, и не до 1964-го, как думают, а много дальше. Учить было некому. И если где-то кому-то удавалось обучиться — это было редкое счастье, люди эти были подпольщики. Но ведь есть понятия «Школа», «Учитель», «Традиция»... Биологи, учившиеся в вузах после 1948 года, не знают, что такое на первых двух-трех курсах нолучить общий взгляд, накопленный предыдущими поколениями. Школы не осталось. Ректор Московского университета Иван Георгиевич Петровский бился, чтобы хоть как- нибудь, пусть не на биофаке, а на физфаке организовать кафедру биофизики, на которой была бы истинная биология... В 1949 году в университете прошел «мичуринский набор», студенты заранее клялись в верности мичуринскому учению, ничего в этом не понимая, полные дурацкого молодого энтузиазма.

Если мутантные линии дрозофил уничтожены, если в растениеводстве, в животноводстве, в глубоких науках, в медицине — нигде нет ни истинной генетики, ни цитологии, то где же учиться? Все совершенно ясно. Провал между наукой и образованием оказался колоссальным. Восстановление преподавания генетики началось в Москве, в Ленинграде, а вся остальная страна? Там же лысенковцы сидели и держались за свои места, и партийная система их поддерживала.

Кроме того, с 1951 года министром высшего образования был Столетов, гнусный тип, предавший Вавилова, подбивший Туланкова, служивший Лысенко, бывший одним из авторов его доклада. Какое же могло быть высшее образование в стране, если во главе его стоял Столетов?! Существует и такая вещь, как «подбор кадров»: кого оставлять в аспирантуре, кого брать на какую должность... Отсюда мы имеем по сей день трудную ситуацию в руководстве нашей наукой. «Время релаксации» — время восстановления — поколения, не одно, не два.

Сейчас появились и молодые начальники, но им же нужно все время догонять и быть не хуже прочих, и они гордятся, они счастливы, если их работы «одобряют» мальчики, юные организмы в Америке. Посмотрите на них где-нибудь на симпозиуме в Калифорнии — демократичные, легкие, молодые, в белых рубашечках, как непринужденно они беседуют с Джонами и Джорджами, а здесь они что из себя представляют?

Вот вам и преемственность... Птицы с одинаковыми перьями собираются вместе, как говорят англичане. Они и собрались, и еще долго-долго будут собираться вместе. По-прежнему у них в голове идея нашего заведомого отставания, нашей зависимости от... Это — действительное состояние дел.

Е.П.:— Какова же ситуация с научными школами в биологии на сегодняшний день?

С.Ш.:— Вообще процесс формирования научных школ идет постоянно, но сейчас нет ни одного из высоких научных начальников, кто бы мог создать свою школу, по причинам, о которых мы только что говорили. Например, был у нас вице-президент Академии наук Юрий Анатольевич Овчинников, получивший образование как раз в реакционное время на химфаке. Своенравно, не без талантов, железной рукой он делал только то, что делают за рубежом. Как куда поедет—приедет очумелый: все прекратить! Вот что надо делать! Из следующей поездки приедет — опять: все прекратить! Другое будем делать! Потому что каждый раз он узнавал там что-то неожиданное для себя. Когда в зарубежных статьях на нас ссылаются, мы счастливы, боже мой! На нас ссылаются! Нам достаточно ссылок в статьях, чтобы раздуться от ощущения своего авторитета. У нас теперь гордятся индексом цитирования, потому что — раболепие. Но имя так не делается. Имя-то остается не по индексам цитирования, а по идеям и результатам.