Журнал «Знание-сила» - Знание-сила 1997 № 09 (843)

Разве не на энергетике своих национальных ценностей — не на патернализме, клановости, бережливости, пожизненном найме на работу, преданности старшим и семье — японцы изжили свой комплекс поражения в мировой войне, трагедию атомной бомбардировки? И добились того, что их бывшие победители — американцы, сегодня чуть ли не каждый год остаются им должны сотни миллиардов долларов. То же самое сделали и южные корейцы, удачно совместив экономическую революцию с идеологическим строительством.

Почему за десять лет у нас не было даже попыток поработать на идеологической ниве русской ментальности, понять, как реально можно использовать ее особенности в эпоху глобальной модернизации? Понятно, что неплодотворна старая смысловая оппозиция западников и славянофилов: Россия либо плохой Запад, либо особый Восток. Но ведь нет и попыток использовать неистраченные ресурсы и старых добрых мифологем: например, убежденности, что мы очень талантливы, образованы (среднее образование лучшее в мире), эмоционально отзывчивы, религиозно терпимы...

Вроде бы и сами рыночники понимают — в стране слов нельзя работать со старыми понятиями, такими, как эксплуатапия, капитализм, стабильность. Пора искать новые. Но язык ограничивается лишь рудиментами молодежного стеба или бандитского сленга — «кинули», «подставили», «отмыли». Почему вообще отсутствует новояз, работающий на идеологию модернизации?

Уверен, что все сие не чей-то злой умысел, не заговор ЦРУ и не стечение фатальных обстоятельств. Есть, видимо, некие чрезвычайно важные социокультурные причины, вследствие которых никто (!) не дает социальный заказ на массовые позитивные мифы. При этом все мы знаем: без таких мифов у реформируемой системы нет вообще никаких шансов.

Моя гипотеза заключается в том, что сложившейся в минувшие годы системе экономической жизни оптимистичная рыночная (как либеральная, так и консервативная) идеология не нужна и даже противопоказана.

Признаемся, до сих пор новый российский уклад остается достаточно противоречивым, смутным и, я бы даже сказал, фантомным. Он — как бермудский треугольник: все знают, что это очень опасное место и попросту избегают его изучения и анализа.

В массовой литературе бермудский треугольник современного отечественного экономического устройства описывается понятиями «криминальная или теневая экономика». И использованием этих, по сути, оценочно-публицистических определений все и заканчивается. В специальных изданиях ее функциональные законы и механизмы практически не исследуются. Я имею в виду не отдельные скандальные случаи, кто, сколько и где украл (эти сведения все обожают обнародовать), а именно так называемую с социалистических времен теневую экономику как Систему.

Зазеркалье нашей теневой экономики указывает не столько на уголовно-наказуемую криминальную, но и на любую другую — неофициальную, существующую как бы на грани закона, рядом с законом хозяйственную жизнь. Имеется очень много скрытых форм этих связей и отношений. Они так разнообразны и в каждом случае столь творчески по своей природе, что у отечественной науки, по-видимому, не хватило адекватных методов их изучения. Поэтому обращаю внимание, что они никогда досконально не изучались: ни двадцать лет назад, ни сейчас. Нам известен только один случай — выполненное Л. Невлером в шестидесятые годы исследование латентной экономики{* Спустя двадцать лет фрагменты этого исследования были опубликованы в журнале «Знание — сила», 1988, № 9.}.

Для себя я придумал другой рабочий термин, позволяющий, на мой взгляд, фиксировать целостность и универсальность этой системы — не только как экономической,— Плутовская экономика. Сегодня, думаю, всем очевидно, что различать как нечто отдельное экономику, культуру, мораль, повседневную жизнь большой этнокультурной общности — бессмысленно. Способ хозяйствования, мировоззрение населения, стереотипы досуговой и прочей активности — все это представляет некую протоплазму целостной деятельности с очень сложными каузальными связями и зависимостями. Экономика Германии стала мощной не только благодаря принятым бундестагом хорошим законам, но и, в частности, потому, что немцы в час ночи будут дисциплинированно стоять у светофора и под страхом смерти не перейдут абсолютно пустую улицу на красный свет.

Русские люди также обладают своими уникальными качествами. И, конечно же,— на это много раз обращал внимание Федор Михайлович Достоевский — на немцев не похожи. Зато они, к примеру, знают, куда надо идти, когда тебя посылают: «пойди туда, не знаю куда, и принеси то, не знаю, что». Не только идут в то место, но и с добычей возвращаются.