Альманах: Альманах всемирного остроумия № 3

Барков заспорил однажды с Сумароковым о том, кто из них скорее напишет оду. Сумароков заперся о своем кабинете, оставя Баркова в гостиной. Через четверть часа Сумароков выходит с готовой одою и не застает уже Баркова. Люди докладывают, что он ушел и приказал сказать Александру Петровичу, что-де его дело в шляпе. Сумароков догадывается, что тут какая-нибудь проказа. В самом деле, видит он на полу свою шляпу и в ней …

Сумароков очень уважал Баркова как ученого и острого критика и всегда требовал его мнения касательно своих сочинений. Барков пришел однажды к Сумарокову.

– Сумароков великий человек! Сумароков первый русский стихотворец! – сказал он ему.

Обрадованный Сумароков велел тотчас подать ему водки, а Баркову только того и хотелось. Он напился пьян. Выходя, сказал он ему:

– Александр Петрович, я тебе солгал: первый-то русский стихотворец – я, второй Ломоносов, а ты только что третий.

Сумароков чуть его не зарезал.

Из воспоминаний Дмитриева[10] Дмитриев И. И. (1760–1837) – поэт, баснописец, ближайший сподвижник Н. М. Карамзина, министр юстиции (1810–1814), сенатор, известный рассказчик и острослов. : Под конец своей жизни Сумароков жил в Москве, в Кудрине, на нынешней площади. Дядя мой (И. И. Дмитриев) был 17 лет, когда он умер. Сумароков уже был предан пьянству без всякой осторожности. Нередко видал мой дядя, как он отправлялся пешком в кабак через Кудринскую площадь, в белом шлафроке, а по камзолу, через плечо, анненская лента. Он женат был на какой-то своей кухарке и почти ни с кем не был уже знаком.

Однажды, в Царском Селе, императрица, проснувшись ранее обыкновенного, вышла на дворцовую галерею подышать свежим воздухом и увидела у подъезда нескольких придворных служителей, которые поспешно нагружали телегу казенными съестными припасами. Екатерина долго смотрела на эту работу, не замечаемая служителями, наконец крикнула, чтобы кто-нибудь из них подошел к ней. Воры оторопели и не знали что делать. Императрица повторила зов, и тогда один из служителей явился к ней в величайшем смущении и страхе.

– Что вы делаете? – спросила Екатерина. – Вы, кажется, нагружаете вашу телегу казенными припасами?

– Виноваты, Ваше Величество, – отвечал служитель, падая ей в ноги.

– Чтоб это было в последний раз, – сказала императрица, – а теперь уезжайте скорее, иначе вас увидит обер-гофмаршал и вам жестоко достанется от него.

В другой раз, гуляя по саду, императрица заметила, что лакеи несут из дворца на фарфоровых блюдах персики, ананасы и виноград. Чтобы не встретиться с ними, Екатерина повернула в сторону, сказав окружающим: – Хоть бы блюда мне оставили.

На звон колокольчика Екатерины никто не явился из её прислуги. Она идет из кабинета в уборную и далее и, наконец, в одной из задних комнат видит, что истопник усердно увязывает толстый узел. Увидев императрицу, он оробел и упал перед нею на колени.

– Что такое? – спросила она.

– Простите меня, Ваше Величество.

– Да что же такое ты сделал?

– Да вот, матушка-государыня: чемодан-то набит всяким добром из дворца Вашего Величества. Тут ест; и жаркое и пирожное, несколько бутылок пивца и несколько фунтиков конфект для моих ребятишек. Я отдежурил мою неделю и теперь отправляюсь домой.

– Да где ж ты хочешь выйти?

– Да вот здесь, по этой лестнице.

– Нет, здесь не ходи, тут встретит тебя обер-гофмаршал (Григ. Ник. Орлов), и я боюсь, что детям твоим ничего не достанется. Возьми-ка свой узел и иди за мною.

Она вывела его через залы на другую лестницу и сама отворила дверь:

– Ну, теперь с Богом!

Старый генерал Щ. представлялся однажды Екатерине II.

– Я до сих пор не знала вас, – сказала императрица.

– Да и я, матушка-государыня, не знал вас до сих пор, – ответил он простодушно.

– Верю, – возразила она с улыбкой. – Где и знать меня, бедную вдову!

Граф Самойлов [11] Самойлов Александр Николаевич (граф, 1744–1814) – госуд. деятель. Начав службу в 1760 г. рядовым, отличился в первую и вторую турецкие войны; участвовал в комиссии, судившей Пугачева; в 1781—83 гг. командовал Таврическим егерским корпусом. В 1792 г. Екатерина II назначила его генерал-прокурором и государственным казначеем; в этих должностях он пробыл до смерти императрицы. С воцарения Павла I о нем ничего не известно. получил Георгия на шею в чине полковника. Однажды во дворце государыня заметила его, заслоненного толпою генералов и придворных.