Полыньи из поля зрения не исчезают, но их стало значительно меньше. Появились большие, почти не взломанные льдины. На них просматриваются впадины и возвышенности. Это пак — многолетний прочный лед. Три часа сорок минут полета, пора и подыскивать площадку для посадки.
Ефименко закладывает вираж. Делаем один круг, второй. Амелькин протискивается к пилотам. Еще раз осматриваем льдину. За дверь летит зажженная дымовая шашка. Она будет ориентиром, подскажет силу ветра и его направление. Снижаемся.
Снежная пыль поднимается навстречу, но вскоре, обессиленная в борьбе со встречным потоком воздуха от винтов, утихает, и вертолет зависает, почти касаясь снега колесами. Первым выпрыгивает на льдину борттехник капитан Володя Макаренко, осматривает место. На снег летит автомобильная шина, из которой будет устроен указательный костер, дымовые шашки для наведения Ан-12.
Над нами уже кружит второй Ми-8. Снежные вихри так облепляют вертолет, что капитан Шевченко, видимо, ненадолго теряет ориентировку в белой мгле. Вертолет зависает покачиваясь. Не успев накинуть куртку, без шапки с зажженным сигнальным огнем бежит к нему, сорвавшись со своего пилотского кресла, Сергей Зекеев. Подавая команды руками, он помогает Шевченко определиться, выровнять машину и сесть на льдине.
Низкое солнце едва просвечивает сквозь влажный туман, плывущий над льдинами. Минус тридцать два. Даже при слабом ветерке холод после жаркой кабины вертолета кажется лютым. И непонятно сначала, почему Зекеев не мчится так же шустро обратно, хотя лицо майора, как маской, покрыто ледяной коркой.
— Обязательно второго надо встречать,— говорит он, тяжело взбираясь в вертолет. И тут я, наконец, понимаю, что у него не осталось сил бежать.
Более трех часов провели мы на льду. С помощью радиомаяка вывели на себя Ан-12 командира Репенько. На высоте пятьсот метров он прошел над льдиной и со второго захода начал сброс. Из грузового люка одна за другой полетели на парашютах платформы с бочками. Но над последней белые купола не раскрылись, платформа с треском врезалась в лед, бочки свернулись в штопор. После этого всем нам, не исключая и генерала, пришлось дружно впрячься в лямки саней и подтаскивать к вертолетам бочки с горючим. Нелегко тащить сани по вязкому солоноватому снегу, но еще хуже становится потом, когда, взмокнув под теплой меховой одеждой, начинаешь медленно замерзать. Погреться негде, вертолет тоже вымерз. То и дело приходится кому-то подсказывать, чтобы не забывал оттирать побелевшие щеку или нос.
Кто-то сообразил разжечь костер из остатков платформ, а тем временем авиатехники, покрытые инеем и сосульками, перекачивали горючее в баки вертолета. Ответственнейшее дело. Не дай бог, попадет из бочек вода. Несмотря на холод, будут ждать, проверять отстой, и никто не посмеет их подогнать, попросить закончить работу побыстрее. Припомнив, с каким радостным желанием отправлялись люди в этот полет, я подумал, что сейчас у этих замерзших и усталых людей пыл наверняка поутих, исчезло желание «постоять на макушке земли», им бы поскорее взлететь да обогреться в теплоте ожившего вертолета. А тут еще полковник Ефименков подходит к Амелькину и говорит, что если при сбросе на полюсе не раскроются парашюты еще над одной платформой, то обратно без дозаправки не дойдем. И надо либо вызывать на подмогу третий вертолет, либо одну машину оставлять во льдах, чтобы затем на парашютах сбросить для нее горючее. Но возник и еще один вариант: не долететь ста километров до полюса. И тогда все останется, как и было задумано по плану: от точки до острова Греэм-Белл возвращаемся без дозаправки.
«Полюс не самоцель,— припомнились мне слова Амелькина.— Мы могли взять и любую другую точку на таком же удалении».
Я замер, ожидая, как обернется дело. В армии не обсуждают распоряжений командира: приказ есть приказ. И в самом деле, это не поход по достижению полюса, а учение. Поверни мы за сто километров до полюса, программа по спасению вертолетами во льдах была бы отработана. Ну а если бы и впрямь там поджидал нас пострадавший экипаж...
— Летим по программе,— негромким голосом скомандовал генерал, и враз заиграли улыбки на помороженных лицах людей, над льдами пронесся вздох облегчения.
Через полтора часа мы достигли Северного полюса. На «макушке» трещин не было; вокруг белел прочный паковый лед. Однако по многочисленным грядам вздыбившихся обломков нетрудно было предположить, что и здесь он не раз содрогался от сжатий, когда с грохотом, скрипом и треском льдины рвались, лезли друг на друга. В Ледовитом океане, видимо, не существует абсолютно спокойных зон...
Читать дальше