— Интересно, какие рабочие качества больше всего нужны проходчику? — спрашиваю я.
— Физическая сила,— отвечает кто-то.
— Техническая грамотность,— замечает другой.— Проходчик должен владеть по меньшей мере тремя машинами...
— Чтоб работал не «от и до»,— отрезает Машонин.— Чтобы самостоятельность проявлял.
— Ну а для вас самого, когда вы приняли бригаду, что было самым трудным? — спрашиваю опять, рискуя поставить бригадира в неловкое положение.
— Уставал,— чистосердечно признается он.— Элементарно хотелось спать. Пока не нашел нужный ритм...
Сверху с тихим шорохом срывается ручеек песка, скатывается камешек. Разговор сразу обрывается.
Главный инженер поднимает обломок.
— Для нас чем тверже порода, тем лучше,— говорит он.— Сквозь гранит идти куда легче, и быстрей, и спокойнее. А тут песок... Работай и оглядывайся. Первая категория опасности.
Машонин берет ломик, стучит им по стенке.
— Порода — хуже некуда. Слышите, бунит камень — отслаивается. Все время надо закреплять.
На обратном пути из забоя, провожая нас, Машонин остановит меня и покажет небольшое, заложенное камнем отверстие в стене тоннеля. В этом месте случилось несчастье: при обвале погиб сварщик Владимир Игонин. Машонин сам откапывал тело товарища из-под камней. А после похорон жена Игонина попросила пробурить в стене шпур и положила туда письмо. Что в нем написано, известно только ей одной. Скоро стенку забетонируют, и когда по тоннелю хлынет вода, письмо окажется навеки замурованным в скале. Володю любили — и история о смелом проходчике и прощальном письме становится легендой...
Через час мы сидели с Калининым в его кабинете, пили зеленый чай. За окном невозмутимо пылало солнце, на улицах Себистона было пустынно.
— Да, жара наша иной раз врагом становится,— заметил Калинин.— Когда мы вторую шахту строили,— неторопливо начал он,— наткнулись на плывуны — подземные воды. Неприятность. Надо замораживать. А на улице — июль, самое пекло. Приехал один доктор наук, покачал головой: «В Московском метро такие работы только зимой выполняют...» С тем и отбыл. Тут уж в нас азарт проснулся. Покумекали и нашли выход — приспособили специальный вентилятор для охлаждения в помощь заморозке. И что бы вы думали? Дали минус двадцать два в скважине. Переморозили. Перестарались. Даже оттаивать пришлось. А между прочим,— заключил Калинин,— в системе Гидроспецстроя за двадцать пять лет существования и проходка вертикального ствола, и заморозка применялись тогда впервые. Это и вдохновило. Туляки все-таки, потомки Левши...
Вечером, заглянув в местную библиотеку, я попросил Лескова. И вот что прочитал: «Таких мастеров, как баснословный Левша, уже нет в Туле: машины сравняли неравенство талантов и дарований, и гений не рвется в борьбе против прилежания и аккуратности. Благоприятствуя возвышения заработка, машины не благоприятствуют артистической удали...»
Нет, подумал я, уважаемый классик не прав. Левша жив! К работе дангаринских гидростроителей больше подходили другие слова Лескова: «Это их эпос, и притом с очень «человечкиной душой».
Небо хмурилось. Задул афганец, мутный и душный ветер, размазал солнце, потащил по земле хвосты пыли. На дне сая, глубокого оврага, куда глядел глаз тоннеля, тяжело грохотали МАЗы, раздвигая зажженными фарами мглу. Совсем скоро из тоннеля хлынет вода — сто кубометров в секунду!
И Дангара готовится принять воду. От выходного портала тоннеля на много километров к югу развернулось грандиозное ирригационное строительство. Уже можно проследить, как пойдет большая вода — сначала по магистральному каналу, до узла сооружений, и от него через шлюзы-регуляторы, обтекая долину по обеим сторонам и пронизывая поля, как корневая система. Лессовый грунт, впитав влагу, осядет на несколько метров, поэтому его необходимо предварительно замочить, для чего сооружается специальное водохранилище. Кроме того, прокладывается сбросная сеть, закрытый дренаж —чтобы отводить ливневые и грунтовые воды. Но и это не все. Надо подготовить к орошению сами поля — распланировать, расселить, то есть промыть, земли. И наконец, возвести усадьбы будущих совхозов — а их в долине будет 24! — с жильем, социально-культурными центрами, фермами, мастерскими, дорогами... Вот и идет со всех концов страны в далекую таджикскую степь мощная землеройная техника, трубы, лес, цемент, металл.
Начальник передвижной механизированной колонны Нарзулло Алиманов, усатый, худой и чрезвычайно темпераментный человек, требует, чтобы я фотографировал все, что он мне показывает.
Читать дальше
