Вокруг Света: Журнал «Вокруг Света» №05 за 1984 год

О Нью-Йорке рассказывать непросто. Трудно найти выверенные слова, которые точно передали бы концентрацию человеческого отчаяния, заплеванность Гарлема и... «вечный праздник» центрального Манхэттена с залитой разноцветной рекламой Таймс-сквер. Этот «супергород», этот американский вариант «нового Вавилона» может показаться красивым и теплым, а через день — уродливым и холодным, городом-космополитом, упирающимся в небо, и вместе с тем — городом-провинциалом, если под провинциализмом в данном случае понимать безмерную далекость от перипетий международного человеческого бытия. Впрочем, последнее — отнюдь не монополия Нью-Йорка, а традиционное, как яблочный пирог, «блюдо» местной жизни, порождение абсурдного американского шовинизма. И хотя «не нью-йоркские» американцы неизменно и старательно открещиваются от «исчадия ада» на Гудзоне, он — их плоть от плоти, фокусная точка насаждаемых по всей стране шовинистического высокомерия и чванства, помноженных зачастую на поразительную косность или просто безразличие ко всему, что творится за границами личной, в лучшем случае — национальной повседневности.

Оказавшись на Парк-авеню — широком бульваре с наимоднейшими клубами и домами ультрасовременной архитектуры, где сосредоточена нетитулованная знать,— явственно убеждаешься, насколько прав и точен был А. М. Горький, воскликнувший: «В Америке жизнь видишь правильно только с горы золота». А отойдешь в сторону, и в пятнадцати минутах ходьбы, где-нибудь на пересечении 43-й улицы и Первой авеню, оказываешься в компании «людей улицы» — общественного балласта, горожан без имени, возраста, семьи, дома. Жизнь этих людей — а таких миллионы — сводится к борьбе за первозданную конкретность — вроде хлеба, немудреной одежды. Они не участвуют в «празднике», катящемся огненной рекой по центральным нью-йоркским авеню и площадям.

«Сверхгород» Нью-Йорк несется мимо, мимо... Автомобильная пробка, убийство, парад, сирены пожарных машин, столпотворение модников на Пятой авеню — улице самых дорогих в стране магазинов. Блистает огнями Бродвей — «центр ночной жизни США».

На авеню Америкас тонешь в людском водовороте. То на одном, то на другом перекрестке встречаешь молодых ребят, которые, играя на саксофонах, гитарах, скрипках, банджо, развлекают прохожих незамысловатыми мелодиями в надежде заработать хоть какую-нибудь мелочь. Глаз безошибочно фиксирует: их, «людей улицы», стало за три года намного больше.

Яркими пятнами выделяются зонты, водруженные над маленькими кухоньками-тележками. Привалившись спиной к стене дома, бородач отхлебывает вино из бутылки, упрятанной в бумажный пакет. Товарищу бородача уже не до норм морали — стиснув руками такой же пакет, он распластался поперек тротуара, вынуждая народ обходить или переступать через его недвижное тело.

У гигантского здания «Тайм-Лайф» каждый день — утром ли, вечером ли — можно видеть трагическую фигуру негра в черных очках, у ног его покорно лежит бело-рыжая собака. Похоже, негр стоит здесь месяцами. На груди — картонка с надписью: «Я слеп. Купите у меня авторучку — помогите выжить». То ли он стал давно привычен, то ли авторучка стоит дороже его жизни, но только прохожие спешат мимо, равнодушно огибая эту человеческую «достопримечательность».

На Таймс-сквер, напротив пентагоновского пункта по набору добровольцев в вооруженные силы, танцуют шестеро ребят-негров. Они творят чудеса пластики, изгибаясь, словно гуттаперчевые, под одобрительные возгласы собравшейся толпы. Не дожидаясь конца очередного акробатического танца, большая часть зевак уплывает восвояси, чтобы избежать пускаемой по кругу шляпы. Замечательно гибкие танцоры, подавляя явное разочарование, продолжают изгибаться как заведенные — может быть, через полчаса, через час повезет больше...

Вечером на угол 36-й улицы и Первой авеню приходят три бездомных негра, облюбовавших это место для ночлега. Когда я проходил мимо, мне пояснили, что это — ветераны вьетнамской войны, потерявшие работу...

На якоре жестокости

Большая, литров на пять, банка с широким горлом опутана цепями. «Без вашей помощи бездомным Нью-Йорка останется только одно — погибнуть»,— гласит написанный от руки плакатик, подсунутый краешком под банку. «Заботиться — значит делиться»,— самаритянски наставляет безразличных прохожих другой листок. На дне банки лежит мелочь, ее долларов на десять, не больше. День догорает, и шансы на большой улов тают, растворяясь в надвигающейся ночи.