И особо запомнившаяся мне картина художника Цэвэгжава «Бой коней»...
...На сочной, изумрудной траве, встав на дыбы, бились два великолепных жеребца. Взвихренные гривы, налитые кровью глаза, где ярость слилась с упоением битвой, клочья розоватой пены, бешеный напор двух мощных тел...
Буйство жизни, радость бытия — вот о чем эта картина. Вообще, монгольское изобразительное искусство, уходящее своими корнями во мглу веков, поразительно жизнелюбиво. Статуи древних богов, утонченные, ироничные, очень земные; реалистические полотна, полные солнца, ярких красок, какой-то первозданной свежести восприятия мира.
...Наш «газик» без устали поглощал километры. Впереди виднелись холмы с редкими, причудливо изогнутыми деревьями. Степной ветер, широкий, упругий и легкий, врывался в окна кабины. Изредка на горизонте мелькала шевелящаяся масса — отара овец, а поодаль — одинокая юрта и надменно вскинувшие голову верблюды.
Увесистая черная туча вдруг закрыла небо. Ветер взметнул траву, туго ударил в стекло — и сразу на нас обрушилась водяная стена. «Дворник» не успевал отбрасывать со стекла потоки воды.
Монхочир с каменным лицом крутил баранку. Машина то взбиралась на пригорки, то ныряла в выбоины, мгновенно превратившиеся в маленькие озера. Свято соблюдая намеченный маршрут, мы ехали не асфальтированной автострадой, а проселками.
Молния шарахнула наискосок с такой силой, что мы вжались в сиденья. Раскат грома пронесся по степи, как залп тяжелых орудий. Олзийсурэн добродушно покачал головой и заметил:
— Одинокие предметы на открытом пространстве обладают способностью притягивать молнию...
Сверкнул второй зигзаг, и мне показалось, что пророчество нашего ученого сбывается. Монхочир резко повернул машину. На пол грохнулась коробка с пленкой. Биндэрья охнул. Товарищ Дава что-то быстро сказал Монхочиру.
Монхочир, не отрывая напряженного взгляда от дороги, проронил несколько слов.
— Монхочир предлагает, — перевел Дашдондог, — переждать грозу.
В Монголии говорят, что всадника узнают по коню; Монхочира же вполне можно было узнать по машине. «Газик» подчинялся ему так, что порой казался совершенно одушевленным, иногда бесшабашным, но всегда надежным. И если Монхочир давал в пути совет, мы слушались его беспрекословно.
За стеной дождя мелькнуло что-то темное, и я разглядела метрах в пятистах от нас большую юрту, обнесенную изгородью. Монхочир затормозил, и, оступившись по щиколотки в лужу, мы вошли в гостеприимно распахнутую дверь.
...Мы сидели в просторной юрте у круглой железной, исходящей жаром печки. С потолка свисала электрическая лампочка, негромко играл приемник. В углу горка чемоданов, кровать, трюмо. Пока суетилась хозяйка, собирая на стол, пока приходили гости, Олзийсурэн, не упускавший случая просветить меня, произнес похвальное слово старушке юрте. Прохладная в жару, теплая в холода, просторная, легкая, компактная и, что несомненно важно, предохраняющая человека от соблазна превратить жилище в кунсткамеру ненужных вещей. Любой предмет обстановки в юрте целесообразен, необходим, иным он быть не может. Не станете же вы, меняя место стоянки, грузить на лошадей и верблюдов полированный мебельный гарнитур, где половина предметов, честно говоря, не так уж и нужна в повседневной жизни...
В юрту набилось полно народу — пожилые, почтенные люди в халатах-дэли, мужчины и женщины средних лет, молодежь в модных резиновых сапожках и куртках из болоньи. Хозяин, старый партизан Сэдэд, один из самых уважаемых в округе людей, и его жена Норжванчиг то и дело доливали в пиалы чай с молоком и солью, потчевали белым, очень вкусным монгольским сыром и масляными лепешками.
— Нравится наша степь? — неторопливо спрашивал Сэдэд. — Много земли, много скота... Видели вы новую породу «красная степная»? О-о! — Он прищелкнул языком. — Не корова, а молочный завод! А наши тонкорунные овцы «орхон»! Только на степных травах могли вырасти такие...
Очень интересно стало жить. Дети растут здоровые, крепкие; по восемь-десять ребят в каждой юрте, и на всех хватает пищи и науки.
На квадратном куске коричневого шелка приколоты все многочисленные ордена и медали Сэдэда, боевые и мирные. Последний — орден Полярной звезды он получил в 1971 году.
Жена Сэдэда, Норжванчиг, знаменитый в Монголии полевод.
Одной из первых в Монголии она стала обрабатывать землю еще в то время, когда ни женщины, ни мужчины в Монголии не решались взяться за это...
Читать дальше
