Татаринов ничего не сказал, сел на траву, достал бланк радиограммы и стал писать: «Институт биологии моря. Чугунову. На борту «Берилла» четыре человека по несению охраны акватории морского заповедника. У острова Фуругельма задержан мотобот МБ-301 без документов. Татаринов».
Я только сейчас сообразил, что Виктор Иванович причислял к охранной команде и меня и студентку.
Спустилась Катя. Она положила на траву чернохвостую чайку с окровавленным крылом.
— Наверное, разбилась о скалу... — Помолчав, она обратилась к Виктору Ивановичу: — Чего звали?
— Надо уходить, — Татаринов встал, — накат волны усиливается...
И тут же мы услышали тревожные гудки «Берилла», зовущего нас.
Со стороны смотришь на остров, и кажется: попади туда, и ты легко пройдешь его вдоль и поперек. Но стоит только ступить на его берег, как этот обособленный морем мирок разрушает твое изначальное представление о нем... Нужно много исходить, не день, не два, чтобы случайно выйти к новой бухте или мыску: не раз уставать, искать пристанища и, все еще чувствуя боль в мышцах, снова пускаться в путь. Ты поймешь, что каждый клочок земли по-своему безмерен... Тебя будет притягивать высота, а там — парящие запахи полыни и дрожание ветра. Вот тогда-то, увидев, как заходит и восходит солнце, как после дождей наступают ясные дни, а в звездном небе ночи одна и та же звезда светится ярче остальных, ты можешь сказать: я знаю этот остров и там у меня есть своя бухточка...
Владивосток — залив Петра Великого — Москва
Надир Сафиев
Исидоро Каррильо — шахтер из лоты
Стояла пора тополиного пуха. В напоенном горячим солнцем воздухе кружили шелковистые белые хлопья. И мне вспомнилось: в Чили не бывает тополиных метелей; там растут лишь пирамидальные тополя, с которых ветер не срывает серебристые снежинки. Вспомнилось потому, что я приехал в Запорожье, чтобы услышать от прибывших туда чилийцев рассказ о последних днях жизни члена ЦК Компартии Чили Исидоро Каррильо.
Еще в годы правительства Народного единства, работая в Чили корреспондентом, я собирался написать об этом человеке, шахтере и сыне шахтера, которого высоко подняла революция. Старые горняки с навсегда въевшейся в лицо угольной пылью не могли сдержать радости, когда президент Сальвадор Альенде с трибуны городской площади объявил о назначении Исидоро Каррильо генеральным директором национализированных шахт Лоты.
К сожалению, этот замысел остался неосуществленным: моему пребыванию в Чили положил конец «кровавый вторник» фашистского переворота 11 сентября 1973 года. О судьбе Исидоро Каррильо тогда ничего не было известно. И только через несколько месяцев, уже в Москву, дошла страшная весть: генерального директора шахт Лоты расстреляли.
Узнав о гибели Исидоро Каррильо, горняки Лоты, работавшие под присмотром вооруженной охраны, бросили вызов убийцам. В условленный час в забоях смолк стрекот отбойных молотков, остановились вагонетки. Шахтеры сняли черные от угольной пыли каски. В мрачных подземных галереях наступила щемящая душу тишина — минуты скорбного молчания, которыми почтили память Исидоро Каррильо.
Случилось так, что вырвавшись из мрачной ночи Чили, приехала с детьми в Запорожье жена Исидоро — Исабэль и стала стерженщицей на заводе «Запорожсталь». В этом украинском городе также нашла свой второй дом семья забойщика из Лоты Селедонио Мартинеса, теперь слесаря автозавода «Коммунар». Он провел с Исидоро Каррильо последние дни в камере смертников, чудом остался в живых и с помощью Международного Красного Креста вырвался из Чили.
Запорожские чилийцы — а здесь живут и другие чилийские семьи — привыкли к Днепру, к украинской речи и к тополиному пуху... Но разве могут они забыть дикие цветы чилийского леса — ослепительно алые колокольчики копиуэ, которые стали поэтическим народным символом Чили. Этим цветам издревле поклонялись коренные обитатели страны у подножия Анд, индейцы арауканы. Поклонялись потому, что они казались посланцами богов. Ведь копиуэ распускают свои огненные лепестки не на земле, а высоко на деревьях, которые обвивают своей гибкой лозой. Из мира арауканских верований красные лесные колокольчики пришли в поэзию и песни чилийцев, на полотна художников, в национальные орнаменты, которыми расшивают пончо.
Ныне красный цвет копиуэ напоминает о крови тысяч уничтоженных фашистами патриотов, таких, как Исидоро Каррильо.
Читать дальше
