Вокруг Света: Журнал «Вокруг Света» №05 за 1980 год

Когда началась война, крейсер защищал от врага с моря Одессу, Перекоп, Керчь и Севастополь. Очень выручили Павла в те дни его выносливость и ловкость. Но особенно нужной оказалась природная хватка, когда, подобно тысячам матросов, пришлось ему идти в морскую пехоту.

В память о море оставил Павел себе тельняшку. Она согревала его в морозы, в ней он валялся по госпиталям, упорно отказываясь от больничных халатов, надевал ее, когда предстоял нешуточный бой. Не прятался Павел от пуль, но и на рожон не лез. Жизнь, как и пуля, щадит храброго и бьет труса. Награждали его орденами Славы за бои при ликвидации Бобруйского котла в Белоруссии, за освобождение польской деревни Мостувка, за город Шталлупен уже здесь, в Восточной Пруссии.

А вот как обернется дело у этой самой деревни Бладиау, Павел не знал. Деревня как всякая немецкая деревня. Каждый домик в порядке, как клавиши в аккордеоне, — беленькие стены, аккуратный садик, черепичная крыша, двор для просушки сетей, хлев для скотины. У площади — кирха и помещичий двор, огороженный высоким каменным забором с островерхими башенками по углам, с воротами из дубовых досок, окованных железом. В центре двора — двухэтажный дом с готическими узкими окнами и колоннами, прямой и строгой, как в казарме, кирпичной кладки. Позади дома многочисленные службы — конюшни, сеновалы, холодильники, погреба, свинарники и скотные дворы. Там-то, догадывался Павел, и находились главные силы. А в окраинных домах засели пулеметчики дозора. Ясно было, что фашисты затаились, когда по большаку шли наши главные войска, они пережидали, чтобы после выйти к своим по тылам. Значит, их было не так много, чтобы решиться на открытый бой, и не так мало, раз они сразились с ротной разведкой. Теперь гитлеровцы поняли, что обнаружены, и ждать не станут.

Знал Павел, что полезут напролом, но не догадывался, что так скоро.

Уехал Заулин, тут же, у дороги, похоронили убитого разведчика, туман ушел, рассвело. Тогда-то и показались фашисты. Они передвигались перебежками. Пробегут, пригнутся, осмотрятся — и дальше. По тому, как они умело прижимались к бугоркам, выискивали канавки, чтобы стать незаметней, понял, встревожившись, Дубинда, что будет иметь дело не с юнцами из гитлерюгенда и не со старичками из фольксштурма, а с солдатами-фронтовиками.

— Патроны беречь! Бить по моей команде и наверняка! — крикнул он и сам лег за бруствер, поставил автомат на одиночный бой: так лучше видно, попал в кого или промазал. Пожалел, что теперь нет с ним самозарядки СВТ, хоть и капризничала она порой, но стрелять можно было издалека, не сравнить ее убойную силу с автоматом, да и кинжальный штык был у той винтовки — опять же в рукопашном бою вещь незаменимая.

Фашистов в лощинке перед окопами уже набралось порядочно, за сто. Затявкал пулемет, начал чертить по окопной бровке смертельные строчки. Под его прикрытием рванулись немецкие автоматчики — без крика, без ругани, ожесточаясь молча.

Павел заметил одного — в пятнистой накидке, ботинках, в кепи с длинным козырьком, — повел его на мушке. Подумал, что сейчас все тридцать семь его бойцов тоже взяли в прицел по одному. Пусть даже кто-то не попадет, промажет, так и то полвзвода уже не поднимется.

«Его» гитлеровец бежал скачками, по-заячьи, то появляясь на мушке, то пропадая. Уже стало вроде различаться лицо — носатое, вытянутое, без бровей и ресниц. Павел тихо нажал на спуск. Мягко толкнул в плечо автомат. Кепи с фашиста слетело, обнажив стриженную под бокс белобрысую голову. Он как бежал, так и воткнулся в землю.

И тут, охнув, забубнили автоматы, загаркали винтовки.

— Патроны беречь! — крикнул Павел что есть силы, но его голос потонул в грохоте разом начавшегося боя. Теперь приказы его не услышат, каждый станет стрелять и действовать сам по себе и до тех пор, пока не наступит пауза — словно глубокий вздох перед тем, как снова пуститься во все тяжкие... Если что надо сказать бойцам, так вот в эту паузу. Тогда зацепятся слова в разгоряченном мозгу, заставят действовать по-другому. Гитлеровцы откатились, оставив на поле трупы. И Павел, уловив паузу, крикнул нарочно резко, матерно, чтоб задело:

— Патроны! Так и растак!

И когда фашисты снова пошли в атаку, Павел с удовлетворением отметил, что бойцы стали стрелять экономней и попадать точней. Но и фашистские пули, стегая песок, то рюхали перед глазами, то взвизгивали над головой. Полетели донесения о потерях. Захлебнулся «дегтярь». Надо бы туда сбегать, да двинуться нет возможности — лезут упорно и густо. А каждый убитый боец оставлял в обороне невосполнимую брешь... Было мгновение, когда показалось, вот-вот сомнут. Закувыркались в воздухе немецкие гранаты с длинными деревянными ручками. Но ожил «дегтярь», резанул в бок и спину наступающих. И снова дрогнули гитлеровцы. Перетянули струну — лопнула.