И он пошел вслед за остальными в зимовье. Его большие ноги были облеплены мокрыми штанами. Но он их сменит в зимовье. А мне сними попробуй: вмиг окоченеешь. «И чего я подался на Север, на эти бедные россыпушки, отработанные в прошлом веке? — размышлял я, лязгая зубами на черном валуне.— Мог бы выбрать что-нибудь поперспективней...» Постанывая, я поднялся с валуна и начал собирать сушняк. Костер кое-как с помощью бересты развел. И разделся, скрипя зубами. Потом распялил одежду на кусте возле костра. Я уже смирился с тем, что придется ночевать здесь. Но глаза сами собой косили на узкое окно зимовья, освещенное пламенем свечи. Искры моего костра неслись ввысь и там становились блестящими созвездиями. Я загляделся на небо и не заметил, как на том берегу опять собралась вся партия.
— Может, на веревке перетянем тебя? — затрубил Бондырев, приставив ладони ко рту.— Как мыслишь, Геха?
— Давай! — завопил я, ощущая прилив тепла в груди.
Начальник раскрутил молоток, привязанный к шпагату, и швырнул мне. Я схватил шпагат и потянул им веревку. Между нами образовалась дуга, подобная натянутому луку. Но богатырь Мамакан не давал ступить шагу, стараясь сбросить меня и Бондырева в бурлящую воду. О переправе на веревке не могло быть и речи.
Я вернулся к костру. Порезанные шпагатом руки дрожали от холода и бессилия...
Наши снова высыпали на берег. Блеснул резиновый бок лодки. Надутой, как дирижабль, лодки!
— Починили — привязываем тебе,— загремел бас Бондырева.— Но лучше дождись утра... Слышишь?
— Тебя бы на мое место, лось!
Лодку закрутило и понесло. Однако нетрудно было подтянуть ее за веревку. На дне вместо весла лежала лопата. Стоило рискнуть.
Я сел в лодку и оттолкнулся лопатой. Меня так понесло, что сердце сжалось до зернышка. Я сидел на дне, чутко хранил равновесие и греб осторожно. По берегу бежали мне наперехват. Но лодка сильно обогнала спасателей, потому что я не хотел больше ставить ее круто против течения. И меня в конце концов поднесло к косе, даже выбросило на песок...
Через полчаса я обжигал рот крепким чаем и с юмором распространялся по поводу своих злоключений, переживаний и размышлений. За этими обсуждениями мы незаметно дождались Геннадия и Володю. Они благополучно дошли до лагеря гидрологов и передали по рации, что надо. И я подумал тогда, что россыпушки нашей партии пусть мелкие, да люди какие! Оставить таких — себя потерять!
А в первый день моего приезда в Северобайкальский отряд разговориться как следует не дал еще и неожиданный гость.
Не успели мы выпить по кружке горячего, заваренного до цвета сосновой коры чая, как донесся стук копыт. На песчаной тропке показался всадник в форме лесничего. Ехал лесничий-бурят на гнедой лошади. Лицо его багровело, как солнечный шар в дымной мгле, зеленая кокарда на фуражке сбилась набок, щеку перекрещивал след сажи. Лесничий подскакал к навесу, передернул вперед полевую сумку и достал из нее карту.
— Кто тут у вас теперь максимально главный? — потребовал всадник.
Руднев поднялся, шагнул к неожиданному гостю и настороженно улыбнулся.
Всадник протянул нашему замначотряда карту, ткнул пальцем в красный крестик в верховье Богучанского распадка.
— Байкальский противопожарный штаб мобилизует конкретно ваш отряд на тушение этого очага.
— Но, товарищ дорогой,— взмолился Руднев,— у нас же своя работа горит!
— Наверстывать будем потом,— напористо отозвался лесничий и тронул лошадь.
— Надо спешить, парни, беда тайге! — долетело до нас.— Режьте максимально, друзья геологи! Прямиком на Богучанский распадок!
— Каким прямиком,— вздохнул Руднев, вглядываясь в еле различимые гольцы.— По тропе-то промажешь в такой мгле.
Но сзади надежно торчал остроглавый Богучан. Его отвесы подсвечивались Байкалом, и островок был устойчивым ориентиром для таежных ходоков.
Мы разобрали лопаты, налили в баклажки воды и двинулись все-таки напрямик к злополучному распадку. Напрямик в прибайкальской тайге — это по бурелому, чепурыжнику, старой гари, мшанику, под которым скрыты острые глыбы. Чертыхаясь, смахивая пот с лица, отбиваясь от хлещущих веток, мы пробились к подошве гольцов, которые разделял Богучанский распадок с тропой.
По тропе мы зашагали скорее, да солнце тоже торопко сваливалось за лохмы деревьев. Впереди лишь густело от дыма, проблесков же огня не было видно.
— Ночью огонь будет виднее,— пошутил Руднев.
— И не замерзнем,— мягко поддержал Наумов.
Читать дальше
