В конце 60-х годов мой знакомый москвич Рамон Солива, выпускник МЭИ, возил меня на строительство плотины Пасо-Секо под Гаваной. Рамон, выросший в Советском Союзе и с детских лет впитавший дух интернациональной солидарности (его отец сражался против Франко за Испанскую республику), вызвался поехать на далекий остров в Карибском море, чтобы помочь кубинской революции.
Рамон строил плотину с нулевого цикла. Он был свидетелем, как на пустынной площадке заурчал первый советский бульдозер, как по рыжей извилистой дороге поползла вереница гигантских МАЗов с бетонными блоками.
Мы стояли с Рамоном на двадцатиметровой насыпи. Перед нами как на ладони открывался котлован будущего водохранилища. На противоположном склоне еще трудились машины, но уже начиналось заполнение, и на дне синело, постепенно расширяясь, блюдечко воды. «Года через три,— говорил тогда Рамон,— мы заполним водохранилище, соберем в него всю выпадающую в сезон ливней воду. И сможем оросить все окрестные плантации и пастбища...»
Так уж мне везло на Кубе, что почти в каждый свой приезд на остров я попадал на открытия новых водохранилищ. В начале 70-х присутствовал на торжественном вводе в эксплуатацию водохранилища «Ла-Хувентуд» в провинции Пинар-дель-Рио, строившегося с помощью советских и болгарских специалистов. Еще через несколько лет видел, как рождалось искусственное озеро Химагуайю...
— Пресноводное рыбоводство,— прерывает мои воспоминания Армандо,— возникло у нас в шестидесятых годах. В водоемы, созданные руками кубинцев, были выпущены миллионы мальков карпа, сазана, белого амура, линя. Они отлично прижились на Кубе. Недавно видел по телевизору: в одном из водохранилищ выловили линя весом сорок пять килограммов! Хорошо чувствует себя у нас и тилапия, рыба африканского происхождения, которую начали разводить в последнее время. Она нерестится пять раз в году!
Армандо обсасывает хребет рыбы и собирает кости тилапии в пластиковый пакет. Он великий аккуратист: не терпит никакого мусора на берегу водохранилища. И в лодке у него всегда чисто, словно Армандо не рыбу ловит, а катает туристов.
— Короче,— подводит он итог,— только теперь многие кубинцы старшего поколения распробовали вкус пресноводной рыбы. Ховито вон всю жизнь считал, что нет лучше угощения, чем чичарронес, подсоленные свиные шкварки, и рис, сваренный с черной фасолью. Скажи, разве не прав, старина?
— Ты забыл про пиво со льда,— прищуривается, улыбаясь, Ховито.— Чичарронес с пивом — первое дело!
Устроившись поудобней, он рассказывает:
— Всю жизнь я был вакеро, пас скот. Какую только работу не делал: и доил, и роды у коров принимал, и бычков выхаживал. А нужно было — седлал лошадь, брал винтовку — мачете-то у крестьянина всегда на боку — ив патруль: наша крестьянская милиция немало диверсантов выловила. А как же иначе? Революцию надо защищать.
Революцию, которая прогнала латифундистов и наделила правами таких, как он, мелких землевладельцев, Ховито принял сразу и безоговорочно. Народная власть поддержала крестьянские кооперативы, дала им ссуды и кредиты, помогла машинами и семенами, провела дороги, установила стабильные цены на продукцию. Ховито и его жена научились читать и писать, их дети получили образование и работу.
— Много скота прошло через мои руки,— Ховито стискивает узловатые натруженные пальцы в крепкие, увесистые кулаки.— И вот этими же руками я уничтожал то, что выращено ценой стольких усилий и пота. Им-то,— он энергично кивает в сторону северного берега, имея в виду американцев,— хотелось бы поставить нас на колени, вернуть старые порядки, вновь сосать кровь из кубинцев. Не выйдет!
Понятен гнев крестьянина. Несколько лет назад на Кубе вспыхнула эпизоотия африканской чумы, нанесшей огромный вред свиноводству. Чтобы предотвратить распространение заразной болезни, в отдельных районах уничтожали всех свиней до единой. Ховито тогда вступил в один из отрядов борьбы с эпизоотией. Стиснув зубы, еле сдерживая слезы, он расстреливал несчастных животных из автомата и закапывал, закапывал, закапывал трупы... Как выяснилось позже, вирус чумы был занесен на Кубу агентами Центрального разведывательного управления США. Отражение этой диверсии было одним из боев на фронте необъявленной химической и бактериологической войны, которую ведет ЦРУ с целью дестабилизации социализма на Кубе.
За три года на плантациях сахарного тростника и табака пять раз свирепствовали серьезные вирусные заболевания растений, что нанесло ощутимый удар по кубинской экономике: ведь сахар и табак — главные экспортные культуры страны. Впоследствии правительство Кубы собрало доказательства того, что и в этих случаях вирусы были занесены диверсионным путем.
Читать дальше
