Туманным осенним утром машина мчалась к Халактырскому аэропорту. Густая белесая пелена скрывала весь Петропавловск, его улицы, дома и сопки, окружающие город; тяжелые грузовики шли цепью, с зажженными фарами. Они спешили на уборку картофеля.
— Однако, смотрите,— заметил шофер и показал на бледный серпик луны, мелькнувший в сумеречном свете утра.— Развиднеется.
И все-таки мы понимали, что торопимся напрасно...
В аэропорту было пустынно. Туман полз по дорожкам, усыпанным узкими желтыми листьями, шапкой накрывал летное поле. В диспетчерской девушка сочувственно посмотрела на нас:
— Ждите...
Ждите! Конечно, мы будем ждать, ежеминутно поглядывая на небо, потому как дела Льва Викторовича Гусева, главного лесничего Кроноцкого государственного заповедника, не терпят отлагательств. Ему необходимо облететь большую часть своих земель — проверить, готовы ли лесничества к зиме, и завезти стройматериалы на один из кордонов. Этим полетом надеюсь воспользоваться и я.
В томительном ожидании погоды коротаем время в разговорах. Гусев рассказывает о себе: родился после войны здесь, на Камчатке, сейчас уже сын растет — тоже «камчадал». Институт окончил в Красноярске, но, конечно, потянуло домой, в свои каменноберезовые леса. Вот уже четвертый год работает в заповеднике, исходил его вдоль и поперек...
Гусев достал из планшета карту, развернул ее.
— Вот смотрите,— карандаш уткнулся в Тихоокеанское побережье Камчатки,— наш заповедник. Вытянут вдоль берегов Кроноцкого и Камчатского заливов километров на двести пятьдесят. И в глубь полуострова вдается километров на семьдесят. С севера ограничен многоводной рекой Чажмой, с юга — рекой Семячиком. «Знатная речка Шемечь» — как называл ее Крашенинников. А с запада закрыт Валагинским хребтом. Всего около миллиона гектаров, один из самых больших заповедников в стране...
— Выходит, океан, горный хребет и горные реки — его естественные границы. Да еще, говорят, там сосредоточено десятка два вулканов... Такая неприступность, наверное, на пользу заповеднику?
— Именно так. Он надежно изолирован, труднодоступен, и угодья его жесткие, неблагоприятные для хозяйствования. Ну а главная его удача в уникалькой и разнообразной природе. Впрочем, вы в этом убедитесь сами, если... если мы все-таки полетим. Видите,— Гусев взволновался,— сначала ждем «борт» в порядке общей очереди — а ведь здесь столько экспедиций! Потом неделями ждем погоды...— Он решительно поднялся со скамейки.— Пойду узнаю прогноз. Тает туман-то... Еще в Москве, в Главохоте, я встречалась с Анатолием Михайловичем Шалыбковым, начальником отдела заповедников, а потом в Елизове, в конторе заповедника, с Анатолием Тихоновичем Науменко, заместителем директора по научной работе, и оба они говорили о проблеме транспорта, связи с заповедником как одной из важнейших.
— Но неужели нет к этим землям морской и сухопутной дорог? — спросила я тогда.
— О морских поговорим, когда вы вернетесь,— улыбнулся Шалыбков.— Ждем мы тут одну бумагу...
От Науменко же я узнала, как искали они дорогу — выход к большой трассе. Шли с побережья, через кроноцкие земли. Пройдя Синий дол — это как бы ворота в заповедник на западной его границе, отыскали перевал. Пробирались сквозь заросли стланика, переправлялись через болота, пересекали ручьи, пока не вышли на заброшенную, проложенную некогда золотоискателями дорогу-тропу. Держались за нее как за путеводную нить, но она неожиданно оборвалась у реки. Исчезла. Пошли по реке. Шли и до боли в глазах всматривались то в зеленый, то в каменистый берег, боясь упустить тропу. Не проглядели. Она и привела их к поселку, стоявшему недалеко от трассы Мильково — Петропавловск-Камчатский. Потом разведывали эту дорогу в мороз и пургу. «Теперь попробуем ее как зимник,— сказал Науменко.— Это примерно километров сто тридцать. Похоже, вход-выход найден. Но пока путь один — вертолет...»
Мои размышления прервало появление Гусева. Он шел быстро, и по его бодрому шагу я поняла — летим.
Через какие-нибудь полчаса под нами уже неслась желто-зеленая, четко разграфленная земля. По обочинам полей стояли груженые машины. Потом замелькали золотые островки лесов, взобравшиеся на невысокие хребты. Хребты тяжелели, росли, черные высокие вершины торчали из прядей тумана...
Где-то здесь расположена знаменитая кальдера древнего вулкана Узон. Вот она, за хребтом, гигантская овальная котловина. Вертолет кружит над Узоном, и можно хорошо рассмотреть круглое озеро со скалистым островком, а дальше еще озеро и еще — синие живые мазки среди безжизненных пепельно-серых красок. Темная цепь хребта полукольцом охватывала, словно огораживала кальдеру. И может быть, от этого казалось, что она живет какой-то своей особой, замкнутой жизнью...
Читать дальше
