Никто из заграничных покупателей «кабульских ковров» никогда не задумывался над тем, какие гроши получали мастерицы за свою работу. А ведь ковроткачество было серьезным — если не главным — подспорьем для многодетной и вечно голодной афганской семьи в маленькой деревушке, затерявшейся среди выжженных, солнцем пыльных просторов между Гератом и Файзабадом.
Сейчас в стране примерно сто пятьдесят тысяч семей занимаются ковроткачеством. Они объединены в союз ковроткачей, который старается облегчить их труд, обеспечить шерстью, помочь сбыть продукцию.
Доход от экспорта ковров занимает немаловажное место среди поступлений валюты республики. А репутация афганского ковра в мире столь высока, что рисковать ею никак нельзя.
Без суровой проверки качества исходного сырья, красок и продукции ковер нельзя продать на вывоз.
...Прямо на тротуарах и мостовых брошены ковры, драгоценные кабульские ковры. По ним ступают люди, едут повозки. Их жгут солнечные лучи и мочит дождь. Ковер от этого становится только лучше, податливее. Он не разорвется, и не потускнеют его краски. Он выдержит любую нагрузку.
Если, конечно, это настоящий кабульский ковер.
Л. Мартынов
Шведский город Фалун. Конец февраля. Идут лыжные соревнования: разыгрывается Кубок мира. Волнуются зрители за ограждением; голос спикера, отсчитывающего секунды и метры, разносится громкоговорителями далеко окрест...
Завтра утром мне лететь домой, и хотелось просто пройтись, как-то разрядить накопившуюся усталость. На глаза попадается витрина магазина с ярко-желтой надписью, усеянной красными брызгами: «Скидка — 50% на все!» Но в магазинчике пусто. Реклама «не стреляет». Мимо витрины медленно бредет увешанный множеством музыкальных инструментов человек-оркестр. Он не только умудряется играть сразу на всех инструментах, но еще и поет что-то трогательно-бодрое, несмотря на февральский ветер, сделавший лиловым его лицо.
Я двигаюсь дальше, но кто-то хватает меня за руку. Оборачиваюсь. Парень и девушка в джинсах и коротких куртках протягивают тонкий буклет с набранными крупно цифрами и надписями: «Нет — ядерному оружию, да — безъядерной зоне».
— Прочитайте и приходите к нам на собрание. Там написано, зачем, где и когда, — говорит девушка, застенчиво улыбаясь. Я тоже улыбаюсь и говорю, что прочитать-то обязательно прочитаю, но вот прийти не смогу, потому что завтра поутру лечу домой, в Советский Союз.
Мои собеседники переглянулись. Я уже давно заметил, что при знакомстве шведы очень непосредственно изумляются тому, что иностранец выучил их родной язык.
— Вот вам бы и нужно посетить наше собрание. У нас в стране столько шуму о ваших вооружениях, подводных лодках, ракетах...
— А кто вы и что, собственно, обсуждаете? — спросил я.
— Мы молодые социал-демократы, — начала девушка. — Меня зовут Анна-Лена, по профессии — художник-дизайнер, а это Петер, студент-медпк. Обычно наш союз стоит левее социал-демократической партии Швеции. Но в данном случае мы целиком поддерживаем инициативу Улофа Пальме о создании безъядерной зоны в Центральной и Северной Европе.
— Знаете, — говорит Петер, — Швеция ведь не всегда была мирной и нейтральной. Дело в том, что в свое время наши залежи медной руды позволяли шведам вести захватнические войны. У нас, в Фалуне, сохранился старинный медный рудник.
И вдруг мои спутники предлагают посмотреть рудник.
— Не пожалеете. Пошли?
Я согласился.
Прямоугольное здание, выкрашенное в темно-красный цвет. Внутри лифт. Плавно скользим в недра медной горы...
К концу эпохи викингов — IX—XI века — медь все больше вторгалась в обиход скандинавов, ее начали вывозить и в другие страны. Тогда же, очевидно, медные залежи стали разрабатывать и возле Фалуна. Наибольшего размаха добыча меди в этих краях достигла в XVII—XVIII веках: под землей трудилось одновременно свыше тысячи рабочих. Фалунская медь шла на пушки, ею оплачивались поставки в казну и содержание армии его величества.
Лифт остановился. Глубина пятьдесят метров. Подземелье залито электрическим светом. В воздухе чувствуется кисловатый привкус. Надеваем каски, брезентовые куртки, сапоги и идем по деревянному настилу. Просто лабиринт: извилистые ходы, ниши, спуски, подъемы... Гид поясняет, что медную руду в XVII веке здесь добывали обычным для тех времен примитивным способом: рабочий кувалдой и кайлом пробивался внутрь пласта, не особенно заботясь о крепежных сооружениях.
Читать дальше