— Хорошо, — сказал я. — Очень хорошо. Кажется, среди нас нет настоящих бунтовщиков. Меня это радует, джентльмены; радуюсь и за вас и за себя. Нас и так слишком мало для перехода через Атлантику, не хватало еще лишиться нескольких дюжих мужчин, которых пришлось бы вздернуть на рее. Вы согласны?
Они закивали головами.
Но я спрашивал только одного из них:
— Вы согласны, мистер Хед?
Хед, нахмурившись, рассматривал острие ножа. На мгновение показалось, что сейчас он метнет его в меня. Губы его сжались. Лицо почернело.
— Мистер Хед!
Негодяй поднял глаза.
— Вы согласны, мистер Хед? Вы согласны, что никакого бунта нет?
Хед смотрел на меня не мигая. Он задыхался.
— Правильный ответ, — сказал я тихо, — «да, сэр».
Хед ничего не ответил.
— Да, сэр, — повторил я. — Скажите «да, сэр», если вас не затруднит, мистер Хед.
Хед плюнул на лезвие ножа.
А затем:
— Да, сэр, — пробурчал он.
— Громче!
— Да, да сэр! — заорал Хед.
Я кивнул. Вложил меч в ножны.
— А теперь, мистер Хед, выбросьте ваш нож за борт.
Внешне незначительный, но очень важный момент истины, Кэрью. Если Сэм Кинг прав — а у меня нет оснований ему не верить — и три четверти моей команды были готовы поддержать этого негодяя и предателя, то для него настал момент заявить о себе. Теперь все зависело от правильности моего суждения об этом человеке. Если черная повязка на лбу действительно скрывала — как то утверждал Хед — рану, полученную в бою с турками, то мне конец.
Сын, сейчас я совершенно уверен, что Ричард Хед никогда в своей жизни не скрещивал мечей ни с одним турком. Он даже не осмелился принять вызов престарелого английского джентльмена, которому холодным апрельским утром требуются две теплые рубашки, чтобы удержать съежившееся тело от лихорадочной дрожи.
Потому что...
Потому что Ричард Хед помедлил, переминаясь с ноги на ногу, а потом забормотал:
— Но это подарок отца.
Первым засмеялся Сэм Кинг. За ним мистер Барвик. Затем его преподобие мистер Джоунз, мужчина нервный, который смеется ослиным смехом, да и то нечасто. Смех распространялся, как пожар в сухом лесу. Напряжение тяжелой сцены таяло, как струйки тумана с заиндевелых палуб под лучами восходящего солнца.
Я не засмеялся. Я даже не улыбнулся.
— За борт, мистер Хед. Либо вы, либо нож вашего отца. Мне все равно.
Ричард Хед закрыл глаза. Я заметил, как на его грязной шее дергается нерв. Его дружки замерли.
И тут с гримасой трусливого повиновения негодяй размахнулся и швырнул нож за борт. Он дугой сверкнул в солнечных лучах и упал в воду. Тишина стояла такая, что я услышал едва различимый всплеск.
— Благодарю вас, — сказал я.
Несколько матросов захлопали в ладоши и затопали ногами. Совершенно опозоренный Хед низко опустил голову и отвернулся. Но самое главное было еще впереди.
Наш корабельный кок Симон Тавернер, толстый коротышка с хитрыми глазками, первый заговорил об этом. Он неуклюже вышел вперед.
— Адмирал, — сказал он, — вы забыли одну вещь.
— Попридержи язык, — рявкнул капитан Кинг, к которому вернулась уверенность.
Сдерживая Сэма, я положил ему на плечо руку:
— Давайте послушаем новости камбуза. Нам еще потребуются соленая говядина и свинина мистера Тавернера. А также сушеный горох и бобы, не говоря уже о заплесневелых галетах. У нас впереди еще тысяча восемьсот миль океана. Преодолеем мы их или нет, во многом зависит от сытости наших желудков.
Кок откашлялся.
— Сэр Уолтер, я за вас. Не бунтовщик. Никогда им не был. Но если я вернусь в Англию, меня ждет виселица.
— Это почему же? — спросил я.
— Убийство, сэр.
— Тогда все справедливо, мистер Тавернер.
Тавернер сплюнул.
— Я убил хозяина харчевни, только и всего.
— Тухлым супом?
— Нет, сэр. Он отказался выдать мое жалованье. Началась драка. Я не хотел убивать этого старого мозгляка. Просто ударил его черпаком. Откуда мне было знать, что у него слабое сердце?
Я покачал головой:
— Печальный случай, мистер Тавернер. И хотя я теперь вижу, почему вы согласились плыть с нами, могу только указать вам на вашу недальновидность. Следовало знать, что в конце концов мы вернемся. Будем считать, что вы просто отложили свое свидание с виселицей на более поздний срок.
Тавернер продолжал гнуть свое. Взгляд его выражал искреннее отчаяние.
— Я надеялся на помилование, сэр. И не я один. Клянусь богом. Нас много таких, которые подписали договор, потому что вы обещали королю, что привезете золото, а если будет золото, то король, думали мы, будет доволен и простит нам прошлые прегрешения. А теперь вы везете нас в Англию, а у нас нет и позолоченной пуговицы, чтобы купить королевское помилование. Честно скажу, адмирал, если бы мы сделали стоянку на Ньюфаундленде, я бы не пошел в пираты. Но я бы убежал, сэр, клянусь богом, убежал.
Читать дальше
