Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №04 за 1991 год

Это нечаянное открытие повергло меня в глубокую печаль. Обидно стало не только за годы, прожитые под знаком двойной морали. Обидно стало за песни, что текли над Невой. По-моему, нам, «хомо советикусу», как результату абсолютно неестественного отбора более к лицу песенное бодрячество, безрассудство, чем эти глубокие мотивы, сострадание и тишина, которые остаются в душе после песни. Как мало ныне людей, способных понять и принять эту исцеляющую тишину...

Вот такое пришло на ум. И не заметил, как остался позади собор Александра Невского, как женщины кончили петь и разошлись по каютам, готовясь к ужину.

На палубе остался только батюшка, совсем еще молодой. Он стоял в черной рясе и без головного убора, ветер лохматил его длинные волосы, но батюшка не замечал ветра. Он стоял у бортика и смотрел куда-то вдаль, думая о своем. Мне бы подойти, открыться... Однако я пошел в каюту.

Описание каюты недостойно внимания: обычная, аккуратная каюта, если бы не одна деталь в ней. В красном углу в стену ввинчена икона современной работы. Холодная, безразличная рука изобразила то ли на фанерке, то ли на клеенке некое подобие Божьей Матери, которой нам, паломникам, полагалось молиться в пути.

Я смотрел на нее и не мог понять, икона ли это? И вообще не та ли рука рисовала ее, которая прежде рисовала русалок и лебедей или комсомольцев с кирпичными лицами? Похоже, человек с двойной моралью пробрался и сюда. Нет, не принесут новые «иконы» мировую славу Православной церкви, не затмит эта продукция работы знаменитых русских иконописцев. Теперь старинные иконы в храм не несут, их выставляют на прилавок, торгуя из-под полы и открыто. Лихие коробейники в Москве на Арбате и в Измайлове заламывают неимоверные цены. Рубли их мало волнуют, их товар уходит за твердую валюту.

Сморщенной Божьей Матери, ввинченной в стену каюты, молиться не хотелось. Она не из Храма Божьего, не из светлой Религии Христовой, она из дешевенькой светокопировальной мастерской, в которую по разнарядке снабженцы не завезли какой-то очень важный компонент, поэтому слишком современной получилась «икона» — бездуховной!..

Мои грустные размышления прервало судовое радио: объявили об ужине. Он будет в ресторане, хотя правильнее бы сказать в «трапезной». С тех самых пор, как «Короленко» закрепили на паломнические рейсы, не стало ресторана, ибо паломникам не положено скоромное, отвлекающее, мешающее и толкающее на греховные влечения.

Рисовая каша на воде, сдобренная ложкой растительного масла, была чуть размазана по дну тарелки. Хлеб. Чай. Вот и весь ужин. И слава Богу. Но прежде чем приступить к еде, по христианскому обычаю полагалась общая молитва.

И опять я не смог молиться. Еще одна бездушная икона! Она висела на стене ресторана. Может быть, по чьему-то мнению, верующий не должен замечать фальши и вообще всего того, что мне, малосведущему в религиозных обрядах, кажется важным и обязательным? Больше того, необходимым. Присутствие старинной иконы, например.

В старинной иконе я вижу символ времени, знак традиций, по-моему, это благовест, желанное послание прошлых поколений христиан нам, выросшим под образами совсем других богов. И уставшим от дешевых подделок, которые заполнили наши дома, думы и души...

Предрассветным туманом встретил нас Валаам. Прямо из воды росли его каменные острова, убранные сосновой хвоей. Вода, камни и сосны. А поверх них — Никольский скит, только что паривший над озером и, подобно жар-птице, присевшей передохнуть на острове, как раз около входа в Монастырскую бухту.

Купол скита блестел золотом — солнце уже поднялось из воды... Даже дух захватывало от благодати, явившейся на землю. Вот откуда идет она, сила христианская.

В Монастырскую бухту войти непросто — берега подступают к самому теплоходу, он едва умещается в узком ложе, которое оставила Ладога для прохода к святыне Валаама, к Спасо-Преображенскому собору, венчающему центральный ансамбль монастыря.

Я стоял на палубе и чувствовал, как сжималось сердце от величия, открывавшегося взору. Величия природы и предков... Неужели что-то святое еще сохранилось у нас?! И в нас?!

На грешную землю вернули сараи на берегу, как раз под обрывом, над которым высится собор. Как же нелепы эти сараи и как чужды здесь. Так же как и гора бревен, забытая около причала. Верхние бревна еще годились на дрова, а нижние давно и безнадежно сгнили.

Около пристани стояли два грузовых судна, грязные, неряшливые, они что-то привезли для Валаама — рядом на берегу валялись ящики, бочки с краской, опилки, щепки... Здесь мы и ступили на святую землю.