Владимир Тормышов - Рукописи последнего друида

Он не просто читал свои молитвы, он их читал так, что сам верил в них, верил в то, что помогут они. Исцелят.

И помогал он людям. Словами своими помогал, делами, сердцем своим, полным любви ко всему живому…

Напросился я к нему было в ученики, а он мне и говорит:

– Да ходи если хочешь со мной и смотри, что делаю, только учить я не умею. Тут сердцем нужно чувствовать.

Учил он меня, как мог, а только я по собственным ощущениям так и не стал друидом.

Хотя честно скажу, – пытался. Но друидом нужно родиться. Кроме того, друид – это не звание, а чистая открытая любовь, идущая от всего сердца.

Что меня поражало всегда в друиде, так это его всетерпимость. Он мог сносить все невзгоды и неприятности очень стоически. Наши отношения складывались долго и непросто. Я его стал со временем звать отцом, он называл меня сыном, и я был горд этим.

Наши отношения с ним были странными с точки зрения стороннего наблюдателя. Но всегда нужно чувствовать сердцем, чтобы понять, почему люди уважают и любят друг друга.

Я помню, как друид снимал боль со смертельно больной женщины, которая практически умирала. У больной был рак, и врачи выписали её домой умирать. Женщина сильно страдала. Друид посмотрел на неё слезящимися глазами и прочел шепотом:

…«Молодой месяц! Не был ли ты на том свете?

– Был!

– Не видел ли ты мертвых?

– Нет!

Как у мертвых тело онемело, так бы и у рабы Божьей…, чтобы тело онемело и никогда не болело».

Я знаю, что прожила эта женщина еще три месяца, а потом умерла, но БОЛЕЙ У НЕЁ НЕ БЫЛО!!!

Кто-то скажет мне – ну и что?

Я возражу – у вас зубы болели? А представьте, что они болят постоянно. И неужели вам лично одинаково жить – с болью, или без неё?

Помню еще случай. Мужик один к друиду пришел. У мужика рожистое воспаление на ногах было такое, что ноги были раза в три толще обычного.

Друид посмотрел, покряхтел, как дуб старый, на руки поплевал и стал заговаривать:

…«Рожа красная, рожа белая, рожа серая, рожа черная, рожа глазовая, рожа часовая, рожа минутная, рожа секундная. Выйди вон, выйди вон у раба Божьего…

В который час, минуту, секунду эта болезнь нашлась, в этот час, минуту, секунду потерялась»…

Мужик тот еще несколько раз походил на лечение, и с каждым его приходом ноги его становились все более похожие на нормальные, человеческие ноги, а не на обваренные культяпки.

И когда у больного прошла его болезнь, он сказал:

– Никогда в Бога не верил, а сейчас вижу, – есть он Боженька, есть!

Друид усмехнулся и ничего не сказал.

Я потом долго допытывался, чему же он усмехался тогда. Он года три молчал, а потом как-то изрек:

– В каждом человеке есть бог, и каждый может творить чудеса, просто не каждый верит в это.

Я помню, что тогда мне показалось это какой-то отговоркой. Но прошло уже 9 месяцев со дня смерти друида, и я часто вспоминаю эти его слова, и вижу, что прав он был, старый волшебник, прав.

Я относился к волшебнику, как к отцу, хотя и старался этого и не показывать. Я не всегда понимал его. Мне казалось, что я даже и не любил его.

Но он умер, и я до сих пор чувствую такую боль и пустоту внутри…

Друид умер, и вся природа в округе осталась на моем скромном попечении. И хотя я и не друид, в полном смысле этого слова, но стараюсь всё делать как он, чтобы природа жила…

Волшебник умер на удивление просто и спокойно. Он просто перестал дышать, и душа его отлетела прочь легко и просто, как легкое облачко…

Времени прошло много, а я все еще вспоминаю его. Я помню о нем каждый день. Помню как он просто и незатейливо жил, как любил мир, каждую травинку, каждую тварь безмолвную, и умел с ними говорить.

Описать это невозможно, это нужно было просто видеть…

Друид умер 2 октября 2003 года в 12 часов дня. Странное положение чисел. Мне долгое время казалось, что он знал, когда умрет. Знал, но молчал, чтобы не расстраивать близких и родных.

За 70 дней до смерти друида он сказал мне не то в шутку, не то всерьез:

– Всё, Мак, чувствую, конец мне приходит. Отжил я своё.

– Да нет, что ты, отец, ты еще крепкий как дуб, и еще долго проживешь. – Ответствовал я.

– Дуб-то дуб, да только и дубы умирают, знаешь ли.

Меня такая тогда оторопь взяла. Прямо мурашки по спине побежали…

Не хотел я ничего спрашивать, но решил-таки узнать его последнюю волю.

– Скажи мне, отец, – сказал я, – как ты хочешь, чтобы тебя похоронили? Есть ли у тебя, какие особые пожелания?

– Да нет, Мак, мне все равно где вы меня закопаете. Если можешь – устрой похороны в лесу, поближе к деревьям.