Владимир Троекуров - Жизнь как она есть. Объяснение в любви

«Что есть истина?». Художник Н. Н. Ге

Голгофа. Художник Н. Н. Ге

Борис видел, что разница между ним и всеми людьми была в том, что он, не будучи смертельно болен, как Иван Ильич, тем не менее видел смерть, как и тот, за всеми делами и вещами. Их обман не скрывал ее от него. Умирающий Иван Ильич плакал о своем одиночестве, жестокости людей и Бога, об отсутствии Бога. Живой и здоровый, но знающий о своей смертности Борис тоже искал, за что бы уцепиться на краю невидимой другими, но прозреваемой им бездны. И потому Борис был несчастнее Ивана Ильича, в смерти освободившегося от ее страха.

За черту жизни осмелился заглянуть Александр Блок, но он не увидел там ничего, кроме бессмысленной круговерти тех земных вещей, из которой нет исхода. «Умрешь – начнешь опять сначала, и повторится все, как встарь…» 10 10 Блок А. «Ночь, улица, фонарь, аптека». Так что же там, за гранью жизни? «Безвестный край, откуда нет возврата земным скитальцам»? А если смерть лишь сон, «какие сны приснятся в смертном сне»? Вот что пугает Гамлета, терзает душу самого Шекспира 11 11 Шекспир В . Гамлет, принц Датский («Быть или не быть…») / Пер. М. Лозинского. . Монолог Гамлета – внутренняя речь человека, ничего не знающего и не верующего в вечность души. Однако Гамлет видел и говорил с духом убитого отца. Гамлету ли после этого говорить о страхе «чего-то после смерти», когда ему открыто – после смерти тела душа живет, томится горем, местью и любовью. И «сны» ее полны земных страданий. Отец его сражен «врасплох, непричащен и непомазан» в цвету грехов. «О ужас! Ужас! О великий ужас!» Не Гамлету так рассуждать о смерти. Это монолог Шекспира, который, судя по всему, не имел таких свидетельств, а чужим не верил. И Борис хотел, но не мог никому поверить. Где же истина, в чем она?..

В поисках ответа Борис даже специально ходил в Третьяковку смотреть картину Н. Н. Ге «Что есть истина?». Сюжет он знал в расхожем пересказе экскурсоводов, а вот ответ… Вглядевшись в картину, Борис поразился несоответствию большого, сразу бросающегося в глаза уха Пилата и его жеста, заранее цинично отметающего всякий ответ. Очевидно, Пилату истина жалкого оборванца была не нужна. Но и Борису Христос с полотна ее не открыл. Рядом висел эскиз того же художника «Голгофа». На нем был изображен Христос со вскинутыми руками, в ужасе и отчаянии обхватившими голову. Вид его вызывал острое чувство сострадания. И Борис внутренне возмутился, когда услышал брошенное кем-то походя замечание: «Мазня!» Да, эта не гладкопись классицизма, где мазочек к мазочку сливаются в сверкающую лаком картину. Зато какое чувство! Подлинное страдание человека, всеми преданного и брошенного, обреченного на страшные муки тела и души… Страдание, отчаяние, страх боли… Но истина? Где она? В чем?

Даже монументальное многофигурное полотно Иванова, изображавшее явление Христа народу на Иордане, при всем богатстве человеческих характеров, подробно описываемых экскурсоводами, не говорило Борису главного. Пророк Иоанн указует всем на Христа, чья маленькая фигурка видна вдали. Воины, рабы, фарисеи, Иуда, Петр, Иоанн… Все смотрят по-разному. Равнодушно, с надеждой, любопытством. И Борис лишь один из них. Он глядит с недоумением. Почему все взирают на Христа? Его маленькая фигура так далеко. Что Ему до Бориса и всех? И что Он для нас? Ответа не было…

Бориса мучило постоянное, неистребимое желание исчезнуть, раствориться, «вернуться к началу»… Но какому? Иногда плодом его напряженных размышлений и неясных снов становились странные строки в толстой общей тетрадке, в которой он пытался сформулировать родившиеся в нем смутные чувства и тяжкие думы.

«Истина, к которой взывал я так долго и исступленно, внезапно открылась мне, но я ужаснулся и отшатнулся от нее, и она скрылась от меня во мраке. Она исчезла, не сумев проникнуть в мою память, ибо я не принял ее. И само воспоминание о ее появлении истаивает во мне неприметно, быстро и легко, так что теперь я уже сомневаюсь, точно ли она предстала предо мной или была лишь выдумкой моего воспаленного сознания, померкнувшего на мгновение и пробудившегося вновь, чтобы припомнить о страшном своем сне… Но если сомнение мое истинно, почему же тогда так мучает меня сожаление, что в тот момент силы и решимость оставили меня и я не смог принять ее и потому вернулся во тьму, которую все считают светом, как до сих пор считал и я?..»