Евгений Козлов: Целомудрие миролюбия. Книга первая. Творец

Внутренне духовные связи циркулируют в душе эфирными мелизмами, одни укрощены и податливы, другие своевольны и непокорны, они раскрепощают разум воображением, либо оковывают цепями реализма, будоражат фантазию, знаменуя сверхъестественность происходящего. Известно, что жизнь всякого человека поделена на две жизни, жизнь души и жизнь тела, иногда над всем властвует душа в часы размышлений и умственных творческих трудов, иногда плоть отстаивает первенство, требуя питания или физической нагрузки. Столь хаотична жизнь человеческая, отчего она интересна и в то же время иногда крайне малопонятна, ибо в ней всегда преобладает божественное вмешательство. Соединение судеб, сотворение чудес, обретение и утрата, всё сие устраивает Провидение, порою намекая нам о должном выборе. Ведь человек волен идти, либо стоять, смотреть, либо закрыть глаза, говорить, или молчать, умирать, или жить, минута промедления и былого уже не вернуть, будущность не изменить. И если человек избрал неверный путь, то стоит ли ему тогда винить в том Указатель путей и троп. Не мы ли воротились назад к пепелищу, зная о народной примете гласящей – “не строй на месте пожара новый дом, ибо и он сгорит”. Как и в грязи нельзя стирать белье, чище от сей глупости оно не станет, ведь порок подобен болезни, которой можно заразиться, или же не заразиться, но симптомы той тягостной хвори обязательно появятся у того, кто пренебрег советом совести не ступать на мертвую землю греховных прадедов. Пускай прошлое и дальше покоится на дне омута реки Леты, на её берегах мы дом счастья выстроим, на той девственной плодородной земле заживём мирно, где потомки найдут для себя прибежище покоя и мудрости величиной в одну светлую душу. Именно о ней потечёт рассудительная речь, ради неё нагромоздится повествование сего небольшого романа многочисленными притчами и письменами. Сей многострадальная книга совершит попытку высвободить полновластно образ и подобье Божье в человеке, также вселенскую истину преподаст, отворив затворенное и сохранив потаенное. Суемудрием нарекут оные возвышенные строфы, либо добродетельным любостяжанием. Взлетевшие речи до небес многие обзовут надменным суесловием, однако не ведают нерадивые чтецы, об изначальном мученичестве сей бесславной книги, которая проповедует и отчасти пророчествует, ибо ей предопределенно быть зерцалом.

Творя творение, творец познаёт перемещение в мир души и возвращение из оного, он ощущает воспарение возвышенное, реже униженное падение, и сим законом обусловлено всякое произведение. А призвание – это когда призывают к служению, к поприщу, к труду, налагают ответственность, возлагают бремя, когда творцу ниспосылают пространный туманный замысел, смысл коего весьма велик по силе созерцания. Именно тогда догматически выверенные языковые изречения начинают складываться в единый порою бессистемный резонанс сердца. Известно любопытно-смотрящим сплетникам, что искренно любящий человек схож с прокаженным, так скоро складывается его незавидный образ в умах людских. Словно тот иррациональный романтик болен неизлечимой болезнью, которая способна вогнать сердечного любовника в опрометчивое беспутство, творческое безумье, или же может воспламенить в нём бешенство нрава, либо способна вселить в него умиленный покой, то любовное умиротворение, ту тягу к идеалу и совершенству жизни. Таким образом, влюбленный человек кажется непредсказуемым, порывистым, не в меру деятельным. Становится целомудренным, ведь любовь научает верности, самоотречению, жертвенности, покорности Богу. Любящий человек словно освящён добротой, болен исцелением, жив жизнью, любим любовью. Посему целомудренный юноша вдохновлен дыханием самой жизни любимой девы. Подобно сему романтику, вдоволь насытившись самолюбованием, познает сей любящая книга безответность, гонение, бесчувствие читателя. Ожидает сей книгу чванливое памятозлобие мировоззренческих недругов, но при этом противлении ощутит она радостное поминовение, она не познает смертное забвение времени. Подлинная судьба творения неизвестна творцу до самого конца. Однако начало с доблестью положено, зарисовано и покойно близится к завершению.

Совершенное мироздание воссоздастся на сих ветхих страницах тайной рукописи, божественным созерцателем опишется вселенная одной уникальной души, без которой станут бессмысленны все планеты, звезды и небесные светила, станется бесполезным всё живое и мертвое без одного человека, жизнь коего бесценна, ибо душа бессмертна. О воскресенье всех Господь провозглашает, и, слыша ту истину святую, мечтает человек, радуясь мгновеньям счастья и любви, помня о том, что взор способен мирозданье преображать, умножая бесчисленные красоты мира. И о том буквенная речь не позабудет помянуть. Ведь перу творца суждено писать, оно, некогда бывши частью оперенья птицы, парило возвышенно в небесах, оно простирало землю, ощущая северные и восточные ветра, оно побывало во всех странах и континентах, над всеми морями и океанами воспаряло. А кисть художника некогда была животной шерстью, древо отдало свою ветвь для её черенка. Но ныне все эти части мирозданья послужат возрастанию таланта творца, дабы строфы сложились в прозаическую поэму, дабы сотворился роман о божественной любви, о животворящем дуновении, живущем в каждом человеке. Безграничные просторы глубинных и поверхностных размышлений ожидают благочестивого читателя, те мимолетные картины жизни кои заселены вышними образами пресветлых тайн повелевающих чувствами, взглядами, и помыслами автора. Их раскрытье откровением послужит просвещению.