Даже в приблатненной среде, где грубые ругательства — обыденность, младший по положению будет использовать их в разговоре со старшим крайне аккуратно. Ну-ка обзови пахана козлом...
В Америке употребление нецензурщины в неадекватной социальной ситуации способно мгновенно и навсегда испортить репутацию человека. Это как ширинку не застегнуть или прийти на фортепьянный концерт в резиновых сапогах и телогрейке. Будешь выглядеть неотесанным представителем низов или человеком без моральных принципов, пофигистом, которому наплевать на все, в том числе на то, что о нем подумают. После подобных подвигов найдется мало желающих с тобой водиться. Неформальная лексика в разговоре подразумевает некую близость, которая совершенно излишня, скажем, в служебных отношениях, особенно между лицами разными по рангу.
Эта неуместность излишней близости гораздо сильнее чувствуется в индивидуалистической американской культуре, чем в бытовой русской, сформировавшейся в традициях коммунальных квартир, плацкартных вагонов, лагерей и малодисциплинированной армии.
К табуированной лексике относится с одной стороны — самое страшное и опасное, а с другой — самое грязное, низменное и плохое. И общество инстинктивно старается не подходить к краю, за которым все это начинается. А для начала — просто запрещает говорить о том, что находится за гранью допустимого, будто бы ничего такого и нет.
Как ребенок, которому кажется: "Зажмурюсь — и все плохое исчезло". Ведь общество большой наивный ребенок и есть.
Еще интересный момент. Самое сильное воздействие на человека оказывает не открытая демонстрация запретного, а намек на то, что вот оно, тут, рядом. Завеса, прикрывающая недозволенное, должна колыхаться, показывать на миг, что выше есть еще более запретное и интересное (вообще-то — ниже, но здесь сработала ассоциация с длиной юбки).
Во времена Пушкина возбуждал и кончик женской ножки, промелькнувший под длинным до пола платьем. Лет через 100-150 юбка уже вовсю флиртовала с коленом, то прикрывая, то обнажая его. С чем флиртует край современной мини-юбки? Называть эти места неприлично, в этом и вся соль.
В целом же запретное и грубое неисчерпаемы (см. начало главы). Наивно думать, что неуклонное движение вперед по пути лингвистического прогресса когда-то сотрет грани между лексикой официальной и неформальной. Для живого языка это невозможно. Да, границы будут смещаться, но полная победа сил света над силами зла недостижима, ибо их состязание и есть жизнь. Мат, и русский, и английский, не исчезнет, но и не станет языком официальных коммюнике. У всякого беспредела есть свой предел. Абсолютная свобода, в том числе в словоупотреблении, такая же светлая утопия, как, скажем, коммунизм. В языке всегда будут слова разной степени обнаженности, в том числе и выходящей за рамки приличий (последние способны раздвигаться, но им не дано пропасть).
Что делает эту книгу вне всякого сомнения актуальной на долгие времена! А если вы продолжаете чтение — значит, с нами согласны! Или резко против!
О том, что такое мат, почему ругаться и вредно, и полезно, и весело, а также о психологических корнях всего этого мы расскажем в соответствующих главах. А эту главу закончим классическим примером вульгарной речи.
1. Итальянский оргигинал цитаты: Vi baccio mille volte. La mia anima baccia la vostra, mio cazzo, mio cuore sono innamorati di voi. Baccio el vostro gentil culo e tutta la vostra persona.
2. Точный перевод на английский: I kiss you a thousand times. My soul kisses yours, my cock, my heart are in love with you. I kiss your nice ass and all your person.
3. Смягченный (традиционный) перевод: I kiss you a thousand times. My soul kisses yours, my penis, my heart are in love with you. I kiss your nice rear end and all your person.
Перевод цитаты выполнил А. Аранго, крупный аргентинский психоаналитик.
Он подчеркивал, что дословный перевод силен, ярок, возмутителен — к чему в оригинале автор и стремился. При смягчении, помещении текста "в рамки приличий", смысл не меняется, но сила воздействия уходит, острота теряется.
Цитата принадлежит перу Вольтера, а вовсе не поручика Ржевского [9] Любовные письма Вольтера, декабрь 1745 года (Lettres d'amour de Voltaire а sa niece, Paris, 1957)
. Ругательство — это всегда усиление, акцент. Оно действует как окрик, но если кричать постоянно — никакого эффекта не будет. Сильное средство эффективно, пока им не злоупотребляешь. Вольтер это учитывал и использовал приведенные слова только там, где нужно. Чего мы и вам, уважаемый читатель, желаем.
Читать дальше