Анатолий Шуклецов - Кладезь компиляций. Писательский самоучитель. Том 3

Память – единственный рай, из которого нас не могут изгнать. Жан Поль. // Я уже два года как писал поэму. Очень она вознаграждала меня, помогая не замечать, что делали с моим телом. В понуренной колонне, под крики автоматчиков, я иногда испытывал такой напор строк и образов, будто несло меня над колонной по воздуху, – скорей туда, на объект , где-нибудь в уголке записать. В такие минуты я был свободен и счастлив. Память – единственная заначка , где можно держать написанное, проносить его сквозь обыски и этапы. Поначалу я мало верил в возможности памяти и писал стихами. Это было, конечно, насилие над жанром. Позже обнаружил, что и проза неплохо утолакивается в тайные глубины того, что мы носим в голове. Мы мало верим в нашу память. Освобождённая от тяжести суетливых ненужных знаний, память арестанта поражает ёмкостью и может всё расширяться. До конца срока набралось у меня уже 12 тысяч строк. Но чем больше написанного, тем больше времени отымают повторения. А они вредны тем, что написанное примелькивается, перестаёшь замечать в нём сильное и слабое. Первый вариант, и без того утверждённый тобою в спешке, чтобы скорее сжечь текст, – остаётся единственным. Нельзя забыть, не отложишь в сторону, чтобы взглянуть через несколько месяцев свежими критическими глазами. Поэтому нельзя написать по-настоящему хорошо. Александр Солженицын. // Всё записал я на коряге, на промороженной коре. Со мною не было бумаги в том пресловутом январе. Варлам Шаламов. (Почти 12 лет полагался лишь на свою память и на природу). // Так я писал, живя как во сне. В столовой сидел над священной баландой и не всегда чувствовал её вкус, не слышал окружающих, – всё лазил по своим строкам и подгонял их, как кирпичи на стене. Меня обыскивали, считали, гнали в колонне по степи, – а я видел сцену моей пьесы, каждый переход актёра. Я всё время был в своём долгом далёком побеге, но надзор не мог этого обнаружить, пересчитывая головы. Александр Солженицын. // Я знаю сам, что это – не игра, что это – смерть. Но даже жизни ради, как Архимед, не выроню пера, не скомкаю развёрнутой тетради. Варлам Шаламов. // Я хотел быть памятью. Памятью народа, который постигла большая беда. Александр Солженицын.

Писателя отличает одно странное свойство: способность отчётливо помнить то, что с ним никогда не случалось. Борис Васильев. // Многие путают своё воображение со своей памятью. Генри Шоу. // В картинах моих всегда участвует, кроме руки и фантазии, ещё и моя художественная память. Я часто с удивительной отчётливостью помню то, что видел десятки лет назад, и потому нередко скалы Судака освещены у меня на картине тем самым лучом, что играл на башнях Сорренто; у берега Феодосии разбивается, взлетая брызгами, тот самый вал, которым я любовался с террасы дома в Скутари. Иван Айвазовский. // Очень хорошо копировать то, что видишь, но гораздо лучше рисовать то, чего больше не видишь, но удержал в памяти. Тогда происходит претворение увиденного, при котором воображение сотрудничает с памятью. Изображаешь только то, что тебя поразило, иными словами – необходимое. Таким образом, твои воспоминания и фантазия свободны от тирании природы. Эдгар Дега. // Память как волшебное сито, оно пропускает мусор и сохраняет золотые зёрна. Константин Паустовский. // Разные мастера работают по-разному. Айвазовский, Фёдор Васильев, Куинджи в процессе исполнения картины почти не обращались к работе с натуры. Богатое творческое воображение и хорошо натренированная зрительная память позволяли им писать такие картины, в которых процесс работы с натуры весьма затруднителен, как в знаменитой картине Архипа Куинджи «Ночь на Днепре». // Память – всего лишь разновидность воображения. Урсула Ле Гуин. // Исторической памяти не противопоказано воображение: важно только, чтобы оно было историческим. // Память – это история и память – это искусство. Прошлое вне памяти не существует: оно даётся нам памятью. История и искусство – дети одной матери: памяти. Борис Пастернак. // Древние называли Муз дщерями Памяти – красивый миф, доказывающий естественную и тесную связь между воображением и воспоминанием. Впрочем, в любом случае, память всё-таки остаётся, некоторым образом, второстепенною способностью; это есть способность собирать и накапливать сведения. В гениальных произведениях память не рождает из себя ничего непосредственно: она служит лишь основанием гениальности при могучем содействии воображения и живого чувства. Исаак Дизраэли. // Любое творчество есть результат спаренной работы памяти и воображения. Память без воображения всего только мёртвый груз. Воображение без памяти провисает в безвоздушном пространстве и само невесомо. Оно хуже мёртвой памяти. Павел Антокольский. // Память и воображение рождают литературу, смею сказать – вторую действительность. Юрий Бондарев. // Память – мать муз. Франсуа Вольтер. // Послушайте, что смертным сделал я: число им изобрёл, и буквы научил соединять – им память дал, мать муз – всего причину. Эсхил.