Юлия Юшкова-Борисова - Живое общение

В своей жизни я так и не поставила ни одной оперы. Очень жалею об этом. Мне этого никто не предложил, а сама я за это не боролась. Мне казалось, что такая возможность придет сама собой. В Театре Оперы и балета Республики Коми я поставила только один спектакль: «Кошкин дом». Он долго не сходил со сцены. Несколько лет спустя после премьеры, уже уехав из Сыктывкара, я приходила его посмотреть. Так, наверное, смотрят на обломки корабля, который когда-то был твоим. Но, поскольку изначально он был ладно скроен и крепко сшит, обломки не тонули, и уже другие артисты обживали их. По-своему.

В жизни очень важно уметь ждать, не вступать в борьбу, экономя тем самым силы, здоровье и время жизни. Ждать спокойно, без суеты и нервозных фальстартов. Однако, тщательно тренируя в себе способность терпеливо выжидать подходящий момент, вы рискуете этот самый момент пропустить. Вы его не почувствуете. Иногда нужно ослабить хватку на горле собственного темперамента. Иногда нужно вступить в борьбу, даже обреченную на поражение. По крайней мере, не будет так горько.

Не пора ли и вам начать борьбу с собой за дикцию? Даже если все врачи и логопеды махнули на вас рукой, даже если все любимые и родные люди, а вслед за ними знакомые и подчиненные уверяют, что и так прекрасно вас понимают, – все равно попробуйте! Потому что, быть может, именно сейчас и настал тот самый подходящий момент, чтобы оспорить досадный диагноз, выйдя из убежища любви и уважения родных. Потому что другого случая для этого может и не представиться. Борьба с самим собой – самая трудная борьба в этом мире. Ее время пришло. Сейчас.

В русском языке особенно важны согласные звуки. Во многих языках гласные звуки важны не менее или даже более важны, чем согласные. Интонация, протяженность гласных звуков в английском, по моему мнению, во многом определяет не только чистоту языка, но и нередко выдает социальное происхождение говорящего. Недаром профессор Хиггинс мучил Элизу Дулитл бесконечным повторением простого словосочетания «a cap of tea», добиваясь именно безупречной интонации, нужной высоты и длины гласных. Маргарет Тэтчер, когда она уже была видным политиком, пришлось нанимать педагога для избавления своей речи от визгливых звуков, клейма бакалейной лавки.

Вернемся к русскому. Здесь особенно важны звуки согласные и еще раз согласные. Гласные у нас – ясные, простые, доступные всем. Ну, разве что «Ы» и «Э» иностранцам не сразу даются. Но согласные «убегают» даже от этнических русских.

Один-единственный раз в своей жизни я общалась с человеком, у которого не было никаких проблем с речью. Вообще никаких. «Го- ворит – как пишет», – это про нее. Ни слов-паразитов, ни за- труднений с подбором эпитетов, с чистотой звучания гласных, с ясностью согласных – не было ничего, что могло бы затруднить непринужденное, плавное течение ее предельно ясной, понятной речи. Лет ей было тогда под 90. Она была потомственной дворянкой, дочерью царского генерала.

Сама я говорю по-русски неплохо, я так считаю; хорошо говорит моя мать, красиво говорила моя бабушка, которая в свое время окончила прогимназию и, помимо русского, знала еще и французский язык. Давно подмечено, что знание второго языка помогает в постижении родного. В семье матери также много говорили по-английски. Приходил ее дядя, моряк, и часа по два-три разговаривал с детьми по-английски. Матери уже некогда было со мной говорить, советская школа давала знания по учебнику. Хорошие, но неполные, что ли. Не все.

Когда я услышала речь этой престарелой русской женщины, я поняла, чего мне недостает.

Уехавшие после революции 1917 года за границу наши соотечественники увезли с собой подлинное звучание русского языка. В него ворвались подвывания рыночных торговок, крикливые ноты, остатки многочисленных инородных вкраплений, выживших в низовой среде.

При расставании старая дворянка вышла из своей комнаты проститься со мной. Она внимательно посмотрела на меня и еще более пристально и спокойно – на мой чемодан. Потом она приподняла подбородок, наклонила голову и чуть протяжно спросила:

– А где же ваш…, – впервые за все время нашего общения она с трудом подбирала слово, – …ваш мальчик?

– Какой мальчик? – удивленно переспросила я.

– Ну, ваш… кавалер!, – это слово, видимо, ей тоже не нравилось в данной ситуации, но лучшего не нашлось. Я молча стояла в недоумении. Мы никогда не говорили с ней о кавалерах. – Ведь не сама же вы понесете этот чемодан! – она пеняла мне на непонятливость.