Екатерина Оаро - Держись и пиши [Бесстрашная книга о создании текстов] [litres]

Как показала история, это было верное решение. И хотя Пушкин не был доволен поэмой, она оставалась самым популярным его произведением при жизни.

Или вот Флобер. Роман «Госпожа Бовари» принес ему всемирную славу. Писатель работал над ним «как дьявол». В рукописи романа, которая хранится в муниципальной библиотеке Руана, 1788 исправленных и переписанных страниц (а в окончательном варианте – 487 страниц). И все же, закончив работу, Флобер не считает ее идеальной и пишет Луи Буйе:

«При виде отпечатанного произведения своего я совсем отупел. Оно показалось мне самым заурядным. Я вижу в нем буквально одно лишь мрачное. В этом большой недочет, и необходим предварительный успех, чтобы заглушить голос моей совести, который твердит мне: “Сорвалось!”

…Нет, черт возьми! Говорю не для того, чтобы услышать от тебя комплименты, но я недоволен “Бовари”, она кажется мне мелкой и “написанной для размышлений в тиши кабинета”. Ничего увлекательного и блистающего издали…»

Выходит, что Флобер в какой‐то момент решил, что роман окончен, и опубликовал его.

«Но что же Булгаков? – спросите вы. – Посвятил роману 12 лет и достиг совершенства?»

Посмотрите, что пишет в предисловии к книге К. М. Симонов. «Отдельные страницы, – утверждает он, – представляют собой вершину булгаковской сатиры, и булгаковской фантастики, и булгаковской строго реалистической прозы». Но, если бы не ранний уход автора, итоговый вариант мог бы выглядеть иначе: «Может быть, в романе были бы исправлены некоторые несовершенства, может быть, было бы додумано что‐то, еще не до конца додуманное, или вычеркнуто что‐то из того, что несет на себе сейчас печать неумеренной, избыточной щедрости фантазии». Так идеален ли роман или… достаточно прекрасен?

Я думаю, что идеальных романов не бывает. Опасно рассчитывать, что первая же книга будет выдающейся. Куда лучше позволить ей быть несовершенной, но живой и вашей – и двигаться дальше. Читатель многое прощает тексту, в котором есть искренность, честность и глубокая эмоция.

Актеры и режиссеры хорошо знают, что, пока они новички, лучше выпускать спектакль немножечко сырым. Лучше оставлять в нем несовершенства и воздух, чтобы пьеса не приелась, а повторение одной и той же роли не выжало из актера все соки. Это потом они учатся выдерживать многократное повторение материала, а сначала могут жертвовать глянцевостью во имя живости.

Мы живем во времена, когда спикеры TED вещают на весь мир, стоя на сцене в футболках и джинсах, а президенты иногда являются перед камерами небритыми – чтобы быть ближе к народу. Когда в некоторых текстах специально оставляют ошибки, чтобы люди видели, что их писали не роботы. Когда книги и фильмы с пометкой «основано на реальной истории» продаются лучше историй выдуманных. Когда востребованы «непричесанные» жанры: автобиографии, документы, свидетельства, дневники.

Кажется, читатель устал от далекого идеала и ищет в тексте приметы человеческого. Он хочет чувствовать, что до автора можно дотянуться рукой. Что тот не бронзовый памятник из парка, а, может быть, сосед по району.

На вопрос, какой стиль тебе нравится, автор, с которым я работаю, отвечает, что любит повара Джейми Оливера. «Но это же не тексты», – возражаю я. Но она продолжает: «Ну и что, что не тексты. Я хочу так же, но в текстах».

Ей нравится, что на обложке книги, напечатанной на дорогой бумаге, повар сидит прямо на асфальте. Ей по душе, что Джейми – профессионал с королевскими наградами, записывает неидеальные видео, на которых, пока он готовит, его чумазый ребенок жует ботву фенхеля. В общем, ей нравится, что Джейми кажется простым и доступным, свойским, иначе говоря – живым.

«Смелость невозможна без уязвимости», – говорит профессор-исследователь Колледжа социальной работы Хьюстонского университета Брене Браун. Она предлагает каждому в огромном зале, перед которым читает лекцию, вспомнить хоть один свой смелый поступок, который не требовал бы уязвимости. Зал думает – и молчит. Я думаю – и молчу. Действительно, одно невозможно без другого. И когда вы оставляете в тексте свою уязвимость, вы проявляете смелость – а значит даете шанс читателю встретиться с вами.

Я не хочу сказать, что тексты должны быть небрежны. Я лишь хочу, чтобы надуманная идеальность не останавливала вас в вашем деле. И если чье‐то произведение похоже на фотомодель с идеальной укладкой, то это не значит, что ваш текст не может походить на только что проснувшегося растрепанного любимого человека. И то, и другое красиво. И глубокую связь мы чувствуем не с фотомоделями, а с людьми с прыщиком на щеке, с неидеальным прикусом, в нелепом шарфе. Вы – автор и свободны в том, чтобы не начищать свой текст до блеска, но оставить в нем отпечаток своей личности.