У раскрытой двери колыхались ленты от двух букетов на подставках. Они были похожи на ножки медуз – тентакли – так бы подумала моя Полина. Я записала в блокнот и эту деталь, и ветер.
Пока я делала заметки, в церковь заходили люди. Я не сразу поняла, что скоро начнется венчание. Но вошла во вкус и стала фиксировать все, что происходит. Где кладет свои вещи фотограф. Как органист поднимается по лестнице.
Тут в церковь зашла маленькая девочка в синем платье. На ее правой руке белел огромный гипс.
Вы видите эту обстановку? Видите контраст белого гипса и темных сводов храма? А контраст гипса и платья? Все эти детали позже вошли в мою повесть. И я никогда не выдумала бы их, сидя в кабинете. И если бы пробовала вспомнить, то либо упустила бы их, либо, вспоминая, надорвалась.
Художники называют это работой на пленэре, то есть на открытом воздухе, в не в студии. Пленэр и для писателей – прекрасный ресурс. Что толку сидеть дома и выдумывать, как шумят торговцы на рынке, если можно поехать на рынок и сделать заметки с натуры? И если вам нужно изобразить вокзал, то не лучше ли усесться в центре зала и дать себе задание в течение двадцати минут записывать все, что вы замечаете и находите интересным? Так вы добьетесь эффекта присутствия для читателя, даже если пока не владеете хитрыми писательскими техниками.
В вашем тексте начнут появляться неожиданные детали, делающие его, во‐первых, объемным, а во‐вторых, достоверным. В-третьих – гипнотизирующим. Ведь именно так работает гипноз: через описание мельчайших деталей человек уплывает из настоящего момента в фантазию. Искусство уже несколько веков ценит не абстрактный идеал, а живую конкретику.
Об этом же говорила Дина Рубина, когда я брала у нее интервью: «Живыми истории делает наличие исключительно деталей, исключительно подлинных примет, наблюдений, незаемных и невычитанных, непридуманных мелочей».
Помню, как один сценарист документальных фильмов рассказывал, что самое лучшее в съемках – это когда собака случайно входит в кадр. Тогда кадр перестает быть постановочным и начинает жить.
Уличный нищий может стать центром вашей сцены. Муха, усевшаяся на белый пиджак девушки – рассказчиком. Фраза из диалога прохожих – названием главы.
Кроме того, когда вы пишете с натуры, копируете реальность, вы создаете новые нейронные связи – а значит, совершенствуете свое мастерство. Об этом говорят психологи, и именно на этом построено нейролингвистическое программирование. То, что вы подметите во время такого пристального наблюдения, останется с вами и поможет вам в будущем при работе над новыми текстами.
Если после пленэра вам нужно обработать весь собранный материал в тишине, но кабинета по‐прежнему нет и вас донимают дети или обязательства перед другими, то посмотрите, как писал свой роман «451 градус по Фаренгейту» Рэй Брэдбери.
Писать дома было решительно невозможно – и Брэдбери пытался писать в гараже. Но его дети отвлекали его и там. Они приходили и пели, и залезали ему на колени. «Мне приходилось выбирать между окончанием романа и игрой с детьми. Я, конечно, выбирал игру. Что угрожало семейному бюджету», – пишет Брэдбери в своих воспоминаниях (здесь и далее перевод мой. – Е. О. ). Необходимо было найти кабинет, но у семьи не было на него денег.
Тогда Брэдбери арендовал печатную машинку в библиотеке Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Аренда стоила дорого: 10 центов за 30 минут. Это сейчас 10 центов – самая маленькая монета США. А в начале ХХ века столько стоила книга, бульварный роман. Он так и назывался: dime novel. «Часы сумасшедше тикают, и ты печатаешь с дикой скоростью, чтобы успеть закончить прежде, чем закончатся полчаса. <���…> Время было – на самом деле – деньги».
Почему‐то когда читаешь об этом, то вместо сочувствия испытываешь восторг. Ведь уплаченные деньги были, во‐первых, вложением в его писательство, а во‐вторых, стимулировали его писать быстрее.
В таких условиях за 9 дней появился первый черновик романа с рабочим названием «Пожарный», который мы знаем как «451 градус по Фаренгейту». В той библиотеке Брэдбери написал 25 тысяч слов, то есть половину своего романа, если сравнить с окончательной версией.
Подумать только: когда‐нибудь у него появится свой кабинет, его имя станет известным миру, он получит Пулитцеровскую премию. Но весной 1950 года у него нет даже гаража. И он платит за пользование печатной машинкой.
Писать книги можно в библиотеках, ботанических садах, парках, музеях и музейных кафе, в коворкинге, в метро. Можно даже поменяться на несколько часов квартирами с другом, чтобы сменить обстановку. Я знаю писательницу, которая любит суету аэропортов: она садится в машину – иногда даже ночью – и едет в аэропорт. А там раскрывает ноутбук и начинает писать.
Читать дальше