Карин Мюллер - Мутные воды Меконга

Спустя еще каких-то три микросекунды с нашими отношениями все было покончено, и я уехала в Англию одна.

— Ты еще поплачешь, — сказала тогда мама, — когда твоя восемнадцатилетняя дочь решит сделать нечто в этом же духе.

Каким-то чудом мне удалось проделать путь от Лондона до Македонии без происшествий. Я порхала по Европе в невинном изумлении, как малое дитя. В Черногории, сойдя с автобуса, в котором провела двенадцать часов, я оказалась в безлюдной части Жабляка. Здесь не было ни одной гостиницы. Сгущались сумерки. Парень, который ехал со мной в автобусе, подошел ко мне и жестами объяснил, что хочет пригласить меня к себе домой. Вид у него был тот еще: шесть футов роста, широкоплечий, сильные руки, — но он казался застенчивым и добродушным. В автобусе он ко мне не приставал, в отличие от солдат, которые делали это частенько, и из его объяснения было ясно, что дома его ждут сестра и мать. Мне и в голову не пришло отказаться.

Два часа спустя мы все еще шли по козьей тропе, а вокруг так и не появилось никаких признаков человеческого жилья. В лунном свете был виден только контур его массивных плеч — и больше ничего. Здравый смысл говорил мне, что я идиотка. Но не успела я собраться с духом и улизнуть во тьму, как мы перевалили через хребет и врезались лоб в лоб в коренастую тетушку с широкой, приземистой, как пень, фигурой. Она заголосила, раскинула руки и схватила моего спутника-верзилу — да как закружит его вокруг себя! Описав полный круг, она поставила его на землю. Это была его мама.

В течение последующих двух недель, в течение которых я научилась месить десятифунтовые шматы теста и собирать дикую голубику на склонах гор, его семья стала для меня гораздо важнее всех памятников и туристических завлекалок от Италии до Англии, половину из которых я сразу же забыла.

Тогда я поняла: страна — это люди, ее населяющие. Чтобы увидеть страну, я должна выучить их язык и пожить так, как они.

И вот, закончив колледж, я записалась в Корпус мира.

Мне был уже двадцать один год, и я была готова — по крайней мере, так мне казалось. С восторженными глазами и идеалистическими представлениями, льющими через край, я закатала рукава и отправилась улучшать мир. Я взялась за общину филиппинцев, подключив к работе свою взрывную энергию, берущую начало в убеждении, что я-то наверняка знаю, как всех осчастливить. Моя деревня должна была стать образцом для всего Филиппинского архипелага, да что там — для всего мира! Я поселилась с филиппинской беднотой и немедленно начала планировать: «Вон те участки рядом с пальмами обнести заборами под огороды; рядом с деревенской площадью построить школу и привязать наконец этих свиней, пока они не начали выискивать, чем бы поживиться в уборных…»

Если правда, что на ошибках люди учатся, то за те два долгих года я обрела мудрость древних. Сухопутные крабы сожрали верхушки моей помидорной рассады. Мои колодцы пересохли. Мой рисовый кооператив разросся до невиданных размеров и потерпел столь же невиданный крах. Мои моллюски утонули. Я сделала ставку совсем не на тех людей, слепо не замечая настоящих лидеров. Я впала в депрессию и вышла из нее лишь тогда, когда ко мне в гости приехала мама.

Мы поехали навестить еще одного добровольца — девушку, которая жила высоко в горах, в поселке маленького племени. За вечер до отъезда мы обе съели несвежую рыбу, и наутро мама явно не горела желанием лезть вместе со мной на крышу автобуса.

— Что, если я захочу в туалет? — спросила она.

— Я постучу по крыше, водитель остановится и подождет тебя, — успокоила я ее.

Через час мы неслись по просторам свежепосаженных рисовых полей. Из-под бурой грязи пробивались трехдюймовые ростки. С завидной невозмутимостью мама заметила, что вокруг — ни одного деревца, покуда хватает глаз, и вообще ничего, за чем можно было бы спрятаться. Я предложила попросить старушку, чтобы та пошла вместе с ней и расправила свои юбки, загородив маму от дорожных вуайеристов. Глядя на их удаляющиеся спины, я вдруг поняла, что мама перестала быть специалистом по экзотике. В какой-то момент случилось так, что мы оказались на равных в путешествии по жизни.

В конце концов мама села на самолет и улетела домой, я вернулась в свою деревню с новыми силами, готовая вернуться к работе и уверенная в том, что нужно лишь больше стараться — и успех непременно придет. Жители деревни отреагировали на мои начинания, подобно эластичной резинке: поначалу поддались, но постепенно стали сопротивляться все больше и больше, пока наконец мои усилия не стали причиной моего же краха, — и все стало в точности так, как и было раньше. Зато эти люди помогли мне встать на путь принципиально нового знания о себе, с новой системой взглядов, где нет абсолютных истин и понятий о том, что хорошо и что плохо, есть лишь разные способы существования.