Генри Мортон - Прогулки по Европе с любовью к жизни. От Лондона до Иерусалима

На задворках ее сознания бьется мысль, что если бы она не была так задавлена и порабощена, то, возможно, могла бы блистать на более достойном поприще… Впрочем, на каком именно, она и сама толком не знает.

В минуты отчаяния женщина чувствует себя запертой в тесной коробке, из которой нет выхода. Там, снаружи, течет жизнь — великолепная, волнующая жизнь с разнообразными возможностями! А она вынуждена сидеть в своем крошечном мирке, связанная по рукам и ногам нежеланным ребенком и необходимостью решать мелкие, но неотложные проблемы — например, как купить на те жалкие гроши, что у нее есть, достаточное количество мяса, молока, хлеба и овощей?

Ее существование сводится к череде изматывающих и бессмысленных дел. Ей приходится регулярно следить за чистотой в комнатах (тех самых комнатах, которые словно нарочно созданы для того, чтобы собирать как можно больше пыли). А чего стоит ежедневное приготовление еды и затем обязательное мытье посуды, в которой эта еда находилась. И так — три раза в день на протяжении многих лет. Бесконечная стряпня, уборка, хождение по магазинам… Она стала заложницей домашнего быта с его затягивающей, неизбывной монотонностью. Не являясь профессионалом в этой области, женщина тем не менее старается как можно экономнее вести домашнее хозяйство — то есть обеспечивать максимальное количество благ за минимальные деньги. Она часто приходит в отчаяние от своего неумения организовать все лучшим образом и не понимает, что таких, как она, миллионы. Если бы вся эта армия беспомощных и безропотных домохозяек объединилась, то им удалось бы раз и навсегда покончить с бессмысленной тиранией быта. Я верю, что когда-нибудь ведение домашнего хозяйства превратится в сплошное удовольствие. Представьте себе: жена нажимает кнопочку, и ей поступает уже готовая пища из общественной столовой. Еще одно нажатие кнопки — и остатки семейного пиршества без следа исчезают в какой-нибудь мусороуборочной машине будущего.

Единственная причина, по которой нынешнее неудовлетворительное положение сохраняется, — инстинктивная неготовность женщин к объединению и их неизбывная привычка молча переносить страдания.

Жена, как правило, досконально изучила все привычки мужа и тонко чувствует малейшие оттенки его настроения. Ей прекрасно известны его маленькие секреты (как минимум, она всегда догадывается, если муж что-то от нее скрывает). Он же, со своей стороны, проявляет исключительную тупость во всем, что касается чувств. А как еще можно охарактеризовать человека, который благодушно взирает из кресла на жену и не чувствует, что она находится на грани истерики? Что ей хочется завопить в полный голос и огреть его по лысине первым попавшимся под руку предметом. Этот мужчина — такой слепой и бесчувственный — давно уже стал частью ненавистной домашней рутины. Порой она мечтает, чтобы он попозже возвращался с работы… или пошел бы куда-нибудь прогуляться в воскресенье — короче, поменьше маячил перед глазами. Неужели и все остальные семьи живут подобным образом — без маленьких праздников, без неожиданностей, без чувств. А потом наступает очередная годовщина их свадьбы. Он, конечно, даже и не вспомнил об этом. Она смотрит на него с надеждой и спрашивает:

— Джордж, а ты помнишь, какой сегодня день?

— Четверг, — бурчит он, на секунду оторвавшись от газеты.

Его лаконичный (и, казалось бы, вполне закономерный ответ) вызывает совершенно неадекватную реакцию.

Жена разражается слезами.

— Эй-эй! — удивляется он. — Что происходит?

— Не подходи ко мне! — кричит она и выскакивает из комнаты, громко хлопнув дверью.

Он напуган и сбит с толку. Еще несколько минут все было в порядке, и вдруг по какой-то необъяснимой причине его мир, такой спокойный и надежный, рухнул! Внезапное озарение толкает его на решительный шаг: он предлагает сходить в театр. А после пообедать в ресторане. Она соглашается. Уже на обратном пути, когда они едут в такси, он бросает взгляд на свою жену и внезапно замечает, какая она хорошенькая. Он тянется к ней, чувствуя себя при этом довольно неловко. Жена отвечает на его поцелуй с неожиданным энтузиазмом. На лице ее застыла отрешенная улыбка. Позже, сражаясь с накрахмаленным прицепным воротничком, он говорит:

— Нам надо… черт побери этот крючок… почаще куда-нибудь выходить… да что за проклятая штука!

— Скажи, ты меня любишь? — спрашивает жена с непонятной тревогой.

— Конечно, люблю. О боже, ну что на сей раз случилось? Почему ты опять плачешь?